Ольга Мильмарк, племянница Межирова:
Одним из любимых поэтов Межирова был Борис Слуцкий. Помню, как на похоронах моего отца в 1986 году, стараясь меня хоть немного отвлечь, Межиров читал мне гениальное стихотворение Слуцкого «Старухи без стариков». В чёрные дни перед антипастернаковским собранием Межиров срочно улетел в Тбилиси и умолял Слуцкого лететь вместе с ним. Слуцкий не согласился...
Между прочим, она вспоминает о том, что зловещая Розалия Землячка, красная карательница белого Крыма, приходится им родственницей.
Станислав Куняев живописует картину рокового разговора с Александром Межировым на предмет русско-еврейского вопроса:
Вечерело... Тонкая полоса кровавого заката загоралась над Москвой-рекой, над бассейном, пар от которого подымался, словно образуя колышущиеся призрачные очертания храма Христа Спасителя... Мы с Межировым знали, что недавно в бассейне было обнаружено тело поэта Владимира Львова, чьи строки: «Мои друзья расстреляны, мертвы и непокорны, и серыми шинелями затоплены платформы» — в те годы были широко известны в узких кругах. Скорее всего, что ему стало плохо во время плавания, а незаметно утонуть в адском облаке густого пара, смешанного со слепящим светом прожекторов, было легче лёгкого. Но злые языки распространяли по Москве слухи о том, что это возмездие иудею, чьи соплеменники разрушили храм Христа Спасителя и специально, чтобы надругаться над православными, построили на святом месте гигантскую купель для кощунственного плотского омовения.
Слуцкий часто читал наизусть самому себе и своим ученикам эти межировские стихи:
Это не означает безоблачных отношений между поэтами. Межиров написал во вступлении к своему томику в серии «Библиотека советской поэзии» (неофициально — Малая серия Библиотеки поэта), 1969: «Зарифмовывать то, что тебе рассказали, не имеет смысла». Что, «Кёльнская яма» отменяется? Правда, это больше похоже на полемику с Евтушенко, но и Слуцкому перепало. Всё относительно, нет числа причинам стиха.
В паре Слуцкий — Самойлов Межиров был третьим, но явно не лишним. На закате дней, находясь в больнице, Слуцкий сказал навестившему его Огневу:
— Если бы я начал сначала, я хотел бы писать, как Самойлов, Межиров.
СИЛА ВЕЩЕЙ
Можно видеть вещи так: имярек — мой первый поэт. Однако сила вещей такова, что первый поэт — общее достояние и понятие общее. С ним мы и имеем дело, говоря о Слуцком. Или, может быть, о Бродском.