Борис Суперфин

Он очень хочет квартиру Бориса, объясняет Ольга, так что дождется. Тем более что над ним не каплет. (Следует подробное объяснение, почему не каплет. Эта ее, в общем-то, милая деревенская обстоятельность (Наум в свое время женился на бывшей своей студентке) сейчас раздражала. Дождется, дождется. Но чтобы Борис совсем уж не расслаблялся, она добавляет: «скорее всего».

Получается, ему надо ехать в N-ск, не имея гарантий?!

Ольга еще раз упрекает его за то, что он ей не дал доверенности и предлагает Борису решать самому.

Раз пять как минимум повторив, что если покупатель передумает или же ей покажется, что он может передумать, то пусть сразу же его известит, Борис сказал, что приедет… Но если только у нее появятся сомнения по поводу сделки, хоть тень сомнения!

В свое время в покупку и ремонт этой квартиры Суперфин вложил, ладно, если бы душу, почти что всё, что заработал, будучи директором филиала. Их местный N-ский дом на набережной с видом на Волгу и заволжские дали, что внесены ЮНЕСКО в десятку лучших городских ландшафтов Европы (если Борис ничего не путает). Четыре комнаты, причем три из них залы. Большая кухня, можно сказать, кухня-столовая (прежние хозяева, снявши стенку, объединили ее с кладовкой и еще каким-то подсобным помещением). Потолки три с половиной метра. Мечта Бориса о доме, тепле и счастье. Этими квадратными метрами, эркерами и потолками он пытался превозмочь то раздражение, что у него и Инны копилось годами друг на друга, надеялся сделать небывшими омертвение чувств, провисание любви, разочарование друг в друге. Но даже такой квартире не по силам была подобная метафизика. Хотя на какое-то время вроде бы удалось.

Он женился рано. Слишком рано, наверное. Не разобравшись ни в чем еще толком, не узнав жизни, себя самого, да и женщин. Отсюда юношеская еще, прыщавая неуверенность в сочетании с предвкушением всяческих откровений, чудес в ближайшем будущем. Это понимание себя из собственного будущего (пусть если даже в него и не веришь, во всяком случае, до конца) было мучительно, сладостно… Все-таки слишком тяжело дается такая юность. Его вера, что ему должны (это насчет «откровений, чудес»). Интересно, кто только? А это было даже неважно тогда. Главное, что должны. Долго еще держалось нехорошее послевкусие от юности… Ему всегда были непонятны, казались ненатуральными охи-ахи не слишком еще старых людей: «Всё бы отдал, чтобы повторить». Он никогда не хотел повторения своего тогдашнего. Впрочем, эти его ровесники или же те, кто постарше, вздыхали о достаточно приземленных, то есть о земных вещах: гиперэрекция, свобода суставов от отложений, возможность выпивать и закусывать, не заморачиваясь насчет холестерина, давления, мочевины. А ему вот смешно, что он тогда верил, будто сумеет что-то понять в «бытии и смысле», занудливо требовал счастья – от жизни вообще и от Инны… Было бы смешно, если бы не было так всё равно сейчас. А счастье? Его искомое счастье – сентиментальное и замешанное на его тихой жалости к самому себе (на врожденной жалости, как он пытался острить), он сейчас понимает так. Да и тогда чувствовал всё-таки, но отвлекался по юности.

Семья для него продолжение того, что было в родительском доме, только без острых углов, без всего, что тяготило его в родителях. И всё это сошлось на Инне? Очарование, пушок первой юности. В несколько черточек обаяния он и влюбился. И еще: с ней легко. О, как это важно было для него! (Он так устал к тому времени от Кати). Он хотел легкости. Она для него его легкое, простое, прозрачное «я».

Пушок опал как-то вдруг. И полностью. Борис растерялся даже. В Инне действительно не было того, что утомляло его в родителях. Но и того, что ему дорого в них, не было напрочь. Катиного понимания и Катиной преданности не оказалось тоже. А он-то по глупости считал всё это само собой разумеющимся!

Итак, пушок опал и остался только характер. А столь восхитившая Бориса легкость кончалась там, где перед Инной возникала цель. К цели шла она, как бульдозер. Он живет с женщиной, которая всегда права. И слишком твердо знает, чего она хочет. Но тоска и досада брала от того, чего она хочет.

Только Борис задумался, а имеет ли эта его семейная жизнь хоть какой-нибудь смысл, как у Инны не пришли месячные.