Бородавки святого Джона

– Савелий еще и не то обо мне расскажет, – махнул рукой Федор. – Наша беда – стандартное мышление. А потому неглупому человеку, мошеннику, скажем, извините за «преступные» примеры – милицейское прошлое сказывается, – ничего не стоит просчитать чужие мысли и поведение. В современной криминалистике принят термин «рефлексия», владение ее приемами весьма желательно для следователя. Суть рефлексии в проникновении в замыслы оппонента, предвидение его решений или побуждение принять решение, желательное вам. Так вот, большинство людей в стрессовых ситуациях действуют практически одинаково. – Он снисходительно усмехнулся. – Почему-то человек, увидевший труп и окровавленный нож рядом, хватает этот нож. Это не досужая выдумка режиссера мыльной оперы, люди действительно такое проделывают. Даже очень умные, как ни странно. Поступки большинства прогнозируемы, если вы умеете думать и анализировать. Большинства, но не всех. Вы, Андрей, я уверен, в стрессовой ситуации действуете нестандартно, и просчитать ваши действия достаточно трудно или даже невозможно.

Федор, улыбаясь, смотрел на него. Окаменевший Андрей изо всех сил старался не выдать себя мимикой или взглядом. Больше всего ему хотелось убраться подальше от этой парочки – простодушного Савелия и иезуита Федора. Почему «иезуита»? Слово всплыло из глубин сознания самостоятельно – слова Алексеева родили ассоциацию: хитрость, коварство, глубинный смысл в словах… По определению великого магистра Федора у него, Андрея, нестандартное мышление. Если бы только знал этот философ, до чего же он прав! Мышление нестандартное и принимаемые решения тоже нестандартные.

– Интересно, – выдавил он из себя наконец. – Это ваши постоянные занятия… – он запнулся, не умея выразить мысль. Голова кружилась от алкоголя и услышанного, в ушах стоял противный звон.

Федор понял.

– Как правило, – ответил он с готовностью. – Сегодня мы, например, рассуждали об идеальном убийстве. Интерес человечества к идеальному убийству можно сравнить по популярности с интересом к правилу рулетки. И то и другое из области фантастики, но порассуждать забавно.

– А разве не бывает идеального убийства? – спросил Савелий.

– А что такое «идеальное убийство»? – спросил в свою очередь Федор.

– Когда нет следов, то есть улик.

– Следы всегда есть, – назидательно сказал Федор. – Всегда. Нужно только оглянуться вокруг. Нет другого: терпения, осторожности, опыта, чтобы не принять очевидные факты за истину. Возможно, времени. Вы согласны, Андрей?

Он смотрел на него выжидающе, без улыбки, внимательными темными глазами. Со значением смотрел, как показалось Андрею.

«Прекрати истерику! – приказал он себе, сжимая кулаки, пытаясь унять нараставшие беспокойство и растерянность. – Он ничего о тебе не знает!»

– Честной компании! – раздался резкий пьяный голос у него над ухом, и он вздрогнул. Успел поймать испуганный взгляд Савелия. Обернулся – за его спиной, ернически кланяясь, стоял крутой мэн Речицкий, завсегдатай ресторанов и ночных клубов, тот самый, с кем видели Лерку.

– Здрасьте, – ответил Савелий. Федор промолчал.

– Как жена? – продолжал Речицкий. – Я слышал, у нее проблемы со здоровьем? – Он, стоял, покачиваясь, опирался на спинку стула Андрея, и тот чувствовал его жаркое дыхание у себя на затылке. – Что-нибудь серьезное? Нужна помощь? Мы завсегда-с… готовы! – Он бессмысленно хихикнул.

Андрей, слепой от ярости и стыда – ему казалось, что все знают о романе его жены с этим ничтожеством и пьяницей, не отдавая себе отчета в том, что делает, сгреб рукой ярко-красный галстук бизнесмена и резко дернул вниз. Речицкий, не ожидавший нападения, сложился, как перочинный нож, рухнул физиономией в стол и глухо вскрикнул. Савелий вскочил. Речицкий, поднявшись, утирал окровавленное лицо рукавом пиджака. К их столику уже спешили дружбаны бизнесмена. И завязалась бы драка, и отметелили бы Андрея за милую душу, но Речицкий остановил своих мановением руки.

– Все ребята, ша, – сказал он вполне осмысленно, – порядок. – И, покачиваясь, пошел от их столика, не взглянув на Андрея.

Савелий молчал подавленно. Федор разлил коньяк, пододвинул рюмки Савелию и Андрею.

– За тебя, Андрюша! – сказал Зотов.

Андрей чувствовал себя препогано. Порыв прошел, и он уже не понимал, почему слова Речицкого так его задели. Они выпили. Андрей вдруг почувствовал, как навалилась усталость, тело стало чугунным. Говорить стало не о чем. Настроение было испорчено.

– Извините меня, – сказал он покаянно. – Я не должен был…

– Мы понимаем, – поспешно сказал Савелий. – Я рассказывал Федору о твоей жене… Он говорит, в полицию надо, а я говорю, жива, и – слава богу. Тебе сейчас трудно… мы понимаем…

– Если нужна помощь, – это были первые слова Федора после драки, если случившееся можно назвать дракой. Скорее, вероломным нападением. – Я готов.

Предложение его прозвучало в унисон с предложением Речицкого.