Бородавки святого Джона

– О, женщины… – вздохнул Федор. – Поэтому мы с Савелием никогда не женимся. Правда, Савелий? – Тот промолчал. – А вы, Андрей Николаевич, – Алексеев повернулся к Андрею, – если хотите, можете вернуть подвеску Речицкому. Только не надо его бить. Драться нехорошо. Это может сказаться на вашей репутации в деловом мире. Возьмите! – он протянул подвеску Андрею. Тот только головой мотнул: «Нет!»

– Не хотите? Что же нам с ней делать? – Федор задумался. – Давайте отдадим ее следственным органам. Поздно, правда, но лучше поздно, чем никогда. А можем и не отдавать, а продать… у меня есть знакомый ювелир… пересекались когда-то… в прошлой жизни.

– Марвихер? – встрял оживший Савелий.

– Он самый. Дельный мужик. Много криминальных романов читаешь, Савелий! – не то похвалил, не то осудил его Федор.

– Редактирую. А деньги куда денем?

– На благотворительные цели отдадим. Можем закупить на полгода обеды для неимущих, например. Подумаем. Обсудим. Или все-таки следственным органам отдать? Вам, Андрей Николаевич, как главному причастному лицу принадлежит решающее слово.

Андрей только зыркнул молча и пожал плечами.

– Ты, Савелий? – не унимался Федор.

– Я – за. За благотворительность. А можно? То есть я хочу сказать, а если узнают?

– А кто им скажет? – резонно спросил Федор. – Речицкий и не вспомнит, у него и без того неприятностей хватает. Между прочим, он проходит по нашему делу, как свидетель. Ему повезло, его видела женщина, ваша соседка по даче, Андрей Николаевич. Когда он уходил, в доме еще горел свет. А спустя час, когда она вышла во двор подышать воздухом, света уже не было. В следственной работе, друзья мои, очень помогают такие вот неравнодушные обыватели, сующие нос в дела ближнего. Но это уже тайна следствия. Значит, решено единогласно? Прекрасно. Кто у нас сегодня виночерпий? Савелий, наливай!

– Знаете, Федор… – вдруг сказал Андрей и запнулся. Федор и Савелий в ожидании смотрели на него. – Мне казалось, что я схожу с ума… После смерти жены я подумал, что моя ненависть к ней… вызвала ее смерть. А потом я стал представлять, что это я ее… убил. Это было как наваждение! Я видел себя входящим в спальню, ее испуг… свою ярость, как вспышку… Я был уверен, что все меня подозревают, и с трудом удерживался, чтобы не побежать по улице. Ты меня знаешь, Савелий, я не очень открытый человек. – Савелий кивнул. – Наверное, если бы я выговорился, мне стало бы легче. Но я боялся. Боялся не только за себя, я не хотел никого в это втягивать. Да и не знаю, получилось бы. Я привык все держать в себе.

Андрей смотрел в стол и говорил торопливо, словно хотел высказаться, пока решимость не покинула его.

– А потом, после убийства Ромашки, стало еще хуже. Я опять оказался на месте убийства. Потом девушка рок-музыканта… И был момент, когда я вдруг испытал желание… убить. – Савелий шевельнулся, но промолчал. – Убить Киру. Вспышка ярости ослепила меня. Я чувствовал, как сжимаю пальцы на ее шее… Я очнулся только у своей двери, и, если бы оказалось, что Кира убита, то я бы… не знаю! Я бы решил, что это сделал я… – Андрей впервые взглянул на Алексеева, потом перевел взгляд на Савелия. – Я понимаю, что вы для меня сделали, Федор. Оглио убедил бы в моей виновности не только суд. Я и сам, наверное, поверил бы ему.

Савелий погладил плечо друга. Федор задумчиво смотрел на обоих.

– Ладно, – произнес он, – без ложной скромности могу сказать, что… Принимаю комплимент, одним словом. Жизнь продолжается, господа. Так, а что там у нас с очередным тостом? Савелий, очнись!

Кстати, – вспомнил Федор, – у вас в чемодане в гостевой комнате лежат деньги. Довольно крупная сумма. Ваши?

Андрей пожал плечами:

– Нет.

– Тогда можем добавить их к «ювелирному фонду». Голосовать будем?

Глава 25 ВОЗВРАЩЕНИЕ. РАЗМЫШЛЕНИЯ. ПАМЯТЬ

Лежа без сна долгими осенними ночами, Вероника вспоминала. В этих воспоминаниях у нее было другое имя и другая жизнь. Ей казалось, она счастлива в этой жизни. Жизнь-сон… А потом сон оказался кошмаром, прекрасная жизнь – ложью, а любовь… любовь оказалась подлостью.

Она лежала без сна, вспоминая, плача, жалуясь. Пытаясь понять, что это было, пытаясь ответить себе на вопросы, на которые ответов не знала…

Она попала в ловушку, оказалась разменной монетой в грязных и непонятных играх!

– Валерия Павловна, мои обстоятельства изменились, и я смог прийти. Я не стал звонить вашему мужу. Мы с вами побеседуем вдвоем, ладно? – Оглио улыбался и держал ее за руку. Она с тревогой смотрела ему в глаза. – Валерия Павловна, – повторил он. – Дорогая Валерия Павловна, признаться, я в затруднении. Я не знаю, должен ли говорить откровенно или… – Он замялся. – Вопрос серьезный и… серьезный. – Он усмехнулся.

Валерия напряженно смотрела на психиатра. Руки она сцепила на коленях так сильно, что побелели пальцы.

– Я хочу показать вам кое-что.