Бородинское поле

артиллерийский обстрел позиций полка Макарова. В районе

Акулова стрельба вообще не утихала: там не прекращался

жаркий бой. Несколько снарядов залетело и сюда, в лесок

Сухова, как теперь его называли в штабе полка. Но обстрел

был вялый, с большими интервалами. В полночь, как и днем,

когда был ранен Сухов, в вышине, ударяясь о деревья, начали

рваться мины. Некоторые ложились прямо перед огневыми

позициями у лесных завалов, вздымая фонтаны снега.

Остапов сообщил по телефону в штаб полка о минометном

обстреле. К аппарату подошел сначала дежурный, а затем

трубку взял Брусничкин. Выслушав доклад Остапова, он

приказал усилить бдительность.

- От вас, Олег Борисович, зависит очень многое, судьба

всего полка, - сказал Леонид Викторович, давая понять

Остапову, как велика ответственность, возложенная на его

взвод. - И чтоб никаких помыслов об отходе. Полк никуда не

уйдет с занимаемых позиций. Разъясните это бойцам.

- Есть, товарищ старший батальонный комиссар, все

ясно - отступать дальше некуда.

- Вот-вот, - подхватил Брусничкин, - некуда. Пусть каждый

боец усвоит себе эту заповедь.

Лично для Олега эта священная и суровая истина давно

стала заповедью. Она вошла в его кровь. Москва была рядом,

и там, в Москве, - его Варя. А здесь, на этом лесном островке,

он видел свое Бородинское поле и, как когда-то комиссар

Гоголев, дал себе слово никуда отсюда не уходить. Бойцы его

понимали и верили ему. Из старых, кто воевал с ним под

Утицами, было всего девять человек, трое из них командовали

отделениями. Остальные - новички, москвичи-ополченцы.

Сержанту Остапову не были известны не только

оперативные или тактические планы командования, но даже

положение на соседних участках. Каждый воин должен знать

столько, сколько ему положено. Однако чутье солдата

подсказывало ему, что сражение достигло своей кульминации

и в ближайшие дни или даже часы должно что-то решиться.

Остапову, как, впрочем, и его товарищам, казалось, что вся

война теперь сосредоточена под Москвой. Где-то в степях

Украины и под Ленинградом оставлены лишь заслоны, а вся

Красная Армия и все полчища Гитлера сконцентрированы у

Москвы. Идет последний поединок.

Во время минометного обстрела они сидели в своих

узких норах, выдолбленных в мерзлой земле, и, вобрав голову

в плечи, чутко ловили каждый взрыв. Смерть витала вокруг, но

не мин опасался Олег, а вражеских солдат, которые в ночной

темноте пробирались к лесному островку Сухова.

Взвод не имел сплошной линии обороны - не хватало

людей, между отделениями были значительные интервалы,

охраняемые противопехотными минами, установленными в

лесных завалах. С восточной же стороны, откуда меньше всего

можно было ожидать появления врага, взвод и вовсе не был

защищен.

Наступившая за минометным обстрелом тишина

показалась Олегу подозрительной. Он решил пройти но

отделениям и проверить - нет ли потерь. Во втором отделении

потерь не было. Шел во весь рост по снежной траншее,

прислушивался. В разных местах траншея была порушена

взрывами мин и снарядов, завалена сучьями. В третьем -

"северном" - отделении тоже не имели потерь, и Остапов,

приказав командиру отделения усилить наблюдение, не

задерживаясь, возвращался к себе. Он шел осторожно, делал

краткие остановки, прислушивался. Не доходя до второго

отделения, он услыхал перед фронтом странные звуки. Это

был шорох, тихий, неясный, но методично повторяющийся.

Олег замер, насторожился, весь обратясь в слух и зрение.

Ночь и лесной завал затрудняли видимость. Слышались все

нарастающие шорохи. Уже не было сомнения, что кто-то идет к

опушке леса - снег хрустел под ногами. Это происходило в

промежутке между вторым и третьим отделениями.

Олег снял с шеи автомат, нащупал в кармане гранату-

лимонку, приготовился. И тогда к нему с опозданием пришла

досадная мысль: в интервалах между отделениями нужно

было по крайней мере на ночь выставить наблюдателей.

Шорох слышался резче и ясней - похоже, ветки задевали за

одежду. Ему показались даже какие-то тени, едва уловимые, но

он еще не решил, что предпринять. Стрелять, подать сигнал

тревоги? Но, может, преждевременно, только спугнешь и себя

обнаружишь. Он ждал. И вдруг - взрыв с яркой вспышкой в

полсотне метрах в лесном завале, и вслед за взрывом -

отчаянный крик и очередь из автомата куда-то в белый свет. И

сразу все прояснилось: и крик раненого, напоровшегося на

мину в завале, и беспорядочная стрельба немцев. Не прошло

и двух минут, как раздался новый взрыв - еще одна мина

сработала, - с новой силой ударили автоматы, теперь

несколько пуль просвистели где-то рядом, щелкнули по