Бородинское поле

Но ответа он уже не услышал: от нестерпимой боли

потерял сознание. Осколок угодившего в НП снаряда

раздробил ему бедренную кость. Когда через несколько минут

к нему вернулось сознание, полковник увидел стоящего перед

ним лейтенанта Кольба. Рыбьи губы лейтенанта изобразили

подобие ободряющей улыбки, но в маленьких непроницаемых

глазах и на холодном остроносом лице его полковник опять

увидел какое-то хищное выражение. Не страх и растерянность,

что, по мнению полковника, было бы естественным, а

надменная жестокость. Он смотрел на полковника упорным и

укоризненным взглядом и, словно читая его немой вопрос,

докладывал:

- Ефрейтор Штиллинг и рядовой Граббе убиты. Зигфрид

легко ранен в руку. Я послал его в штаб с донесением. За вами

должны прийти санитары и врач. Ваше ранение... как я

полагаю, господин полковник, серьезное. Я сделал перевязку,

но... Холодный и вежливый голос лейтенанта осекся, когда он

увидел, как страдальчески исказилось болезненно-желтое

лицо полковника.

- Вы ранены, Август? - с усилием проговорил Гуттен,

глядя усталыми тоскливыми глазами на пятна крови,

запекшиеся на руках и шинели Кольба.

- Никак нет, господин полковник. Бог миловал.

- Я вижу кровь, - вяло выдавил полковник. Острая боль

постепенно затухала, но он чувствовал, как покидают его силы.

- Это ваша кровь, господин полковник, - глухо отозвался

лейтенант, но слова его потонули в грохоте снарядов.

Артиллерия вела огонь по отступающему батальону

немцев, так и не сумевшему вернуть утерянные в ночном бою

позиции. Снаряды рвались недалеко от НП. Кольб видел, как

суетливо и проворно бегут на запад солдаты, те самые,

которые еще полчаса тому назад так медленно, возмутительно

медленно шли на восток.

- Предатели! - выдавил сквозь зубы лейтенант Кольб и

мысленно продолжал: "Их всех бы расстрелять. Из пулемета.

Вот отсюда. Всех, до последнего".

Он попытался разглядеть последнего из отступающих и

увидел, что за последним, прихрамывающим, должно быть,

раненным в ногу солдатом идут два немецких танка с

повернутыми на восток пушками и постреливают на ходу.

"Прикрывают отход, подлецы, - решил Кольб. - Вместо того

чтобы сражаться, стоять насмерть, они бегут, спасают шкуры

свои". И тогда он вспомнил, что в наступление шло девять

танков, а назад возвращаются только два. Где же остальные,

что с ними стало?.. Бой ведут или догорают? (Он видел два

горящих танка.) Такая мысль рождала в нем чувство

подавленности.

- Август, подойди сюда, - услыхал он какой-то далекий,

отрешенный голос полковника.

Кольб обернулся и увидел, как дрожат сухие посиневшие

губы Гуттена. Взгляды их встретились, в глазах полковника

лейтенант прочитал тоскливый страх и скорее чутьем, чем

разумом, понял, что часы полковника сочтены. У него не было

жалости к своему командиру, который теперь был ему в

тягость, и этого своего чувства Кольб не пытался скрывать. Он

смотрел на полковника хмуро и даже вызывающе, без

малейшего сострадания или хотя бы сочувствия.

- Что там? - спросил Гуттен, слегка кивнув в сторону, где

гремел бой.

Кольб надменно скривил губы: вопрос полковника ему

показался странным, нелепо-ненужным и непонятным. Какое

ему теперь дело до всего, что делается там, когда песенка

полковника спета, ему бы самое время подумать о себе. Он

ответил грубо, резко:

- Все то же. Наши отходят. Бегут.

- А мой полк? - тихо и медленно молвил Гуттен.

- Вам нельзя разговаривать, - вместо ответа

назидательно сказал Кольб. – Вы много потеряли крови, это

опасно.

Неучтивость адъютанта обидела и удивила полковника.

Таким он никогда не видел лейтенанта Кольба. "Много потерял

крови... это опасно", - мысленно повторил полковник слова

лейтенанта. Он и сам это понимал, чувствовал, и его

тревожила не столько острая боль, сколько ощущение

угасающих сил. Но он не хотел смириться с мыслью, что это

конец. Он знал случаи, когда, казалось, уже безнадежные

тяжелораненые возвращались к жизни. Нужна только срочная

операция. И он спросил Кольба, который с напряженной

тревогой всматривался в сторону обороны первого батальона:

- Посмотрите, Август, не идут ли санитары?

Кольб мельком и небрежно взглянул в тыл и, ничего не

ответив, снова продолжал смотреть в сторону фронта.

Прикрывающие отход два танка уже удалились в село, в

котором размещался штаб дивизии. Артиллерийская канонада

умолкла, но тишина не воцарилась: справа и слева со все

возрастающей силой продолжалась ружейно-пулеметная

пальба, и Кольб понял, что это первый и второй батальоны

вступили в бой с наступающим неприятелем. В сознании

мелькнул вопрос полковника: "А мой полк?", который

лейтенант не удостоил ответом. Хотел сейчас сказать, что полк