Бородинское поле

- А если я не возьму всю вину на себя, если я предпочту

разделить ее вместе с вашей женой во имя справедливости и

изложу народному контролю правду, все как есть на самом

деле, что тогда?

Похоже, что Брусничкин не ожидал подобного оборота

дела и заранее не предусмотрел этого варианта. Он

стушевался и заговорил, заикаясь и путаясь в словах:

- Ну, знаете ли, такого ни я, ни моя жена не ожидали от

вас. Мы всегда вас считали... Для Ариадны Павловны вы

всегда были человеком глубоко порядочным...

- Оставьте о порядочности, не кощунствуйте, - неприятно

поморщившись, оборвал его Коля. В нем закипали священный

гнев и презрение. - Не вам говорить о порядочности.

Последняя фраза сорвалась с уст Коли помимо его

желания, под напором ярости. Она больно задела самолюбие

Брусничкина, он не мог снести такого грубого оскорбления.

Лицо его сделалось каменным, в стеклянных глазах появился

ледяной блеск, голос приобрел оттенок металла.

- В таком случае, - отчеканил Брусничкин, - Матвеев

защитит честь моей жены. Он покажет, что имел дело только с

вами, Фролов, что Ариадна ничего о вашей сделке не знала.

Он скажет, что обещал солидно вознаградить вас за услугу. Но

только обещал, не собираясь давать вам противозаконной

взятки.

Коля натянуто рассмеялся. Это был горький,

искусственный смех.

- Прекрасно, - проговорил он сквозь смех. - Этого

следовало ожидать. Блестящая концовка романа. Привет

Матвееву и Ариадне. Желаю успеха.

Он резко повернулся и скрылся в толпе. Скрылся от

Брусничкина. А куда скроешься от самого себя, от своей

совести, от позора? Жизнь бросала Николая Фролова в разные

переделки, всякое бывало - и подчиненные подводили, и сам

по неопытности, по горячности делал ошибки, за которые

приходилось расплачиваться выговорами, замечаниями,

неприятным разговором с начальниками. Но положение, в

которое он попал сейчас, казалось немыслимым, позорным;

оно задевало самое глубинное и больно давило на совесть. И

не поведение Брусничкина наносило ему боль и унижение - в

конце концов от Брусничкина иного нельзя было ожидать. Но

Ариадна, та самая Ариадна, которая называла его любимым,

которая говорила, что жить без него не может. . Оказывается,

не только может, но и требует от него бесчестья. Собственно,

она поставила его в дурацкое положение, по ее милости

получился такой позор, и теперь она хочет выйти из грязи

чистенькой, "а ты, мой любимый, дорогой, барахтайся в этой

грязи один, бери все на себя, будь рыцарем". Как она могла?

А может, не могла, может, не она, а Брусничкин ее

именем требует от него "рыцарства"? Мысль такая казалась

спасительной, обнадеживающей. То, что ему придется держать

ответ за совершенный подлог, что придется пожертвовать

служебным положением, возможно, партийным билетом,

достоинством и честью, отходило на задний план. Главное

было - поведение Ариадны. Каково оно истинное, настоящее?

Задав себе такой вопрос, он уже не сомневался, что

Брусничкин говорил от себя, что Ариадна ничего подобного ему

не поручала, да и не могла. Нет, как он мог подумать о ней

такое? Ему стало неловко, стыдно. Конечно же он возьмет всю

вину на себя, но без чьей бы то ни было подсказки или

просьбы, сам. Угрозы Брусничкина, что Матвеев защитит честь

Ариадны своим лжесвидетельством, внезапно порождали в

нем взрыв бешенства, путали мысли, совершенно выбивали

почву из-под ног.

Часа два он бродил по Москве, не находя себе места и не

в состоянии успокоиться. Потом его осенила мысль позвонить

Ариадне, чтоб услышать от нее все то, что сказал от ее имени

Брусничкин. Он вошел в телефонную будку, поставил на

автомат монету и долго не решался набрать номер. Он не

знал, с чего начать разговор. Наконец решился. К телефону

подошел Леонид Викторович. Голос его был бойкий и строгий,

и Николай положил трубку: он как-то не предусмотрел, что к

телефону может подойти не Ариадна, а ее муж. В раздумье и

растерянности побрел по улице до следующего телефона-

автомата. На этот раз трубку взяла Ариадна.

- Нам нужно с тобой встретиться, - без всяких

предисловий сказал Николай. Голос его дрожал, во рту

пересохло.

- Зачем? - сухо и холодно ответила Ариадна. - Ты уже все

сказал. Что от тебя еще ждать?

- Нам нужно поговорить, - настаивал Николай. - Надо

выяснить. Я хочу от тебя услышать.

- Я не желаю с тобой разговаривать и видеть тебя не

хочу, - со злобой и ненавистью прозвучали в ответ грубые

слова, и, как многоточие, за ними послышались в трубке

короткие гудки.

"Все ясно... - мысленно произнес Николай. - Так мне,

дураку, надо. Прекрасно, отличненько. Так нас, вислоухих

лопухов, учат культурненькие пройдохи. Рыцарь, ветеран,

фронтовик - размазня".