Бороться, чтобы дышать

— Я был в бешенстве! Увидев ее, все снова всплыло на поверхность. — Провожу руками по лицу.

— Ронда вчера зависала с Леей и Джози.

— Знаю. Я видел их вместе, когда был с Анной.

Он кивает, допивает пиво и, положив локти на стол, делает глубокий вдох.

— Она сказала, что Лея выглядит подавленной, и, хотя улыбается, но эти улыбки — вынужденные.

— Она только узнала, что матери осталось жить всего несколько месяцев, — напоминаю я.

— Да, кроме мамы у нее здесь никого нет.

— Господи. — Я знаю, что он прав, но, когда речь заходит о ней, во мне остается еще столько сдерживаемого гнева.

— Ро просила меня передать тебе, чтобы ты был с ней добрее.

— Просила, да? — я смеюсь. Ронда вертела Беном, как хотела, и была единственным человеком, которого боится мой лучший друг.

— Еще она пригласила ее на вечеринку в честь рождения ребенка.

— Хорошо.

— Подожди… что? — спрашивает он.

— Лея — хороший человек. Она всегда была милой, а сейчас ей нужен друг. Ронда замечательно для этого подходит.

— А ты?

— Что я? — спрашиваю растерянно.

— Ты будешь ее другом?

— Мне нужно отпустить прошлое. Нужно отпустить Лею и, наконец-то, начать жить дальше.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Я постараюсь быть ей другом, и, надеюсь, когда она покинет город, я, черт возьми, наконец-то, смогу жить своей жизнью, — говорю, хотя в глубине души знаю — это будет не так просто. Ничто никогда не бывает просто.

— А вы с Анной?

— Ты же знаешь, это уже давно близилось к концу.

— Интересно, — бормочет он, и я поднимаю бровь, показывая ему, чтобы он продолжал. — Ничего, Вулф.

Ухмыляясь, он качает головой. Я знаю, о чем он думает, только ошибается. Мы с Леей уже не дети, и единственное, что я могу ей предложить, — это дружба.

***

Лея

Я оглядываю задний двор Бена и Ронды и заставляю себя улыбнуться очередному человеку, минующему меня в направлении дома. Я приехала час назад, и с тех пор мне досталось множество взглядов — большинство из них выражали жалость. А еще массу улыбок — большинство из них были такими же фальшивыми, как и мои.

Жизнь в этом городке имела свои преимущества. Община была тесной, все друг друга знали, и если когда-нибудь наступит время нужды, всегда найдется тот, кто поможет. То, что делало этот город особенным, теперь работало против меня: Остина знали все. Его все любили так же, как и его семью. Я знала, что люди обсуждали мой отъезд, они, вероятно, знали о нашей истории с Остином, и, более чем вероятно, ненавидели меня так же сильно, как и он.

— Я сожалею о твоей маме. — Поворачиваю голову и вижу Бена с пивом в руке. — И мне жаль, что я так с тобой разговаривал.

— Спасибо, все в порядке, — говорю я, но внутри все сжимается.

— Как ты держишься? — спрашивает он, втискивая свое большое тело в кресло рядом с моим.

Неуверенно улыбаюсь и пожимаю плечами; не знаю, как ответить. Сейчас у меня все в порядке. Позже вечером, когда заберусь в постель, и мозг получит шанс взять верх, будет совсем другая история.

— Нормально, пожалуй.

— Мне кажется, не нормально.

— Я работаю над этим, — честно признаюсь я.

Работаю над тем, чтобы быть в порядке. Хочу дать маме то, чего она желает. Хочу, чтобы мама видела меня счастливой, она этого заслуживает.

— Почему не заходишь в дом? — спрашивает Бен, поднося пиво к губам и делая глоток.

«Потому что там Остин», — думаю я.

Я знала, что Остин — лучший друг Бена — будет сегодня здесь, но, как и в те разы, когда я его видела, ничто не могло подготовить меня к тому, чтобы оказаться в его присутствии. Я ожидала, что когда войду в дом с подарком для Ронды, и наши глаза встретятся, он будет сверлить меня взглядом, но вместо этого Остин меня удивил, взяв из моих рук большой пакет и улыбнувшись. Тогда-то я и поняла, что он делает. Остин вел себя мило, потому что кругом были люди, но это не означало, что его улыбка не устроила со мной нечто невероятное, заставляя все внутри загореться.

— Мне нравится сидеть на свежем воздухе, — говорю, а затем улыбаюсь по-настоящему, когда мимо пробегает маленькая девочка, а за ней мальчик с чем-то в руке, отчего она громко вопит, чтобы он держался от нее подальше. — А ты почему здесь? — спрашиваю, глядя на него.

Должно быть, Бен прочел на моем лице недоверие, потому что откинулся на спинку кресла и провел рукой по макушке, а затем его губы шевельнулись, чтобы что-то сказать, но его прервали.

— Хочешь еще пива? — Я отрываю взгляд от Бена и смотрю на Остина, опирающегося обеими руками о дверные косяки террасы, отчего его рубашка на широкой груди сильно натягивается.

— Не-а, мужик. Я в порядке, — говорит Бен, и тут взгляд Остина останавливается на мне, так что я чуть выпрямляюсь, на случай, если он нанесет еще один удар, как в тот вечер.

— Хочешь еще вина? — спрашивает Остин, кивая на стол, где стоит мой пустой бокал.

— Эм… — Я моргаю, потому что он говорит со мной, и в его глазах нет ни гнева, ни эмоций.

— Детка, — зовет он, и я снова моргаю.

— Нет, — я прочищаю горло. — Спасибо, но мне еще нужно везти домой маму.

— Я могу вас отвезти, — предлагает Остин, и я чувствую, как у меня отвисает челюсть.