– Видел я твою провизию – водки столько, что цирроз печени всем в округе нарисовать можно. Да и сам сопьешься и сдохнешь молодым!
– Мне уж не страшно – я не молодой давно, но до призывного пункта добегу, коль страна прикажет! – смеясь, продолжал Жарков, в душе будучи явно моложе Баклажанова.
– Не скучно тут отшельничать-то?! Барышень бы сюда таскал – на тебя, атлета, поди, все вешаются?! – не унимался Борух.
– Летом-то тут точно не до скуки – гостей полно, а что до барышень, так нового в этом ничего не откроешь – все те же движения суетные и позы нелепые, а толку никакого – одна головная боль.
Борух с интересом слушал истории Владлена, как тут все начиналось и постепенно строилось, про местные неурядицы, про гостей и соседей. Все у него было как-то тонко продумано, как технически, так и по-людски, начиная от расположения домов, бани и площадок до подсобок, в которых всегда царил идеальный порядок. Жарков нигде этому не учился и был далек от идей «фэншуя» – ему это было просто послано свыше, и он сумел реализоваться в своем государстве в государстве. Тут он был Правителем, издавая свои грамотные негласные людские законы, следование которым являло собой то «жарковское» общежитие, которое было невозможно повторить. Иногда, перебрав впечатлений, Борух эти законы нарушал, но Владлен с пониманием прощал его, ибо правителем был мудрым.
– Крепкий ты хозяйственник, Жарков, расширять тебе горизонты надо! – с ехидцей заметил Баклажанов.
– А зачем? – с недоумением спросил тот. – В сущности говоря, в жизни-то надо очень мало. На двух койках все равно спать не будешь, разве что две банки водки выпьешь.
Это было сказано так просто, равно как и глубоко, и об этом так или иначе говорили и писали многие.
вспомнился Баклажанову Александр Межиров.
«Чем не ленноновское «жизнь – это то, что с вами происходит, пока вы строите совсем другие планы»?» – подумал тогда Борух. Примеров подачи этой мысли людьми разных времен и уровней было немало, но все они искали то самое равновесие, которое нашел для себя Жарков. Баклажанов видел много простых людей, всеми силами и без оглядки стремившихся к достатку, но видел он и тех, кто обладал им сполна.
Две столицы – две ауры
Как-то давно, когда Баклажанов по своему обыкновению проводил время в праздном безделье, на него через знакомых вышли московские рекрутеры. Они представляли интересы одного олигарха, искавшего человека, который бы занимался парой его океанских яхт в разных частях света. Одним словом, они искали управляющего. «Хорошо, не дворецкого!» – подумал тогда Борух, представив себя в ливрее и с подносом на их светском рауте.
Круизный лайнер или яхта – это серьезный организм, требующий постоянного внимания и вложений. Хорошо, если он приписан к флоту круизной компании и его жизнедеятельность расписана на годы вперед, но если он находится в частных руках, то он лишь потребляет. Но когда это останавливало столичных парней? Содержание подобного аппарата в цифрах, пожалуй, сродни бюджету поселка городского типа в российской глубинке со всей его инфраструктурой. Топливо, стоянки, провизия, капитан и команда – вот лишь малая часть расходов, необходимых для такого явления, как «понты». Но «понты» бесценны!
Рекрутеры сбились с ног, не в силах найти подходящего человека в столице, посему они решили обратить свои взоры на город-порт, ибо там таких людей было куда больше. Ввиду своей предыдущей деятельности Баклажанов в этих вопросах неплохо разбирался, посему в одно погожее ранее утро сел в машину и укатил на разговор.
И снова дорога, и снова мысли. Трассу эту он знал хорошо и проходил ее десятки раз, поскольку любил ездить в столицу именно на машине. В 90-е и в начале «нулевых», когда дорога была еще полудикая без современных средств фиксации и зачастую без разметки, Баклажанов любил погонять, устанавливая для каждой из своих машин рекорды прохождения. В каждой из поездок он непременно подмечал в пути что-то новое – открывшиеся или наоборот закрывавшиеся придорожные кафе, снесенные старые хибары и появлявшиеся на их месте строения, изредка останавливаясь у местных бабушек, предлагавших горячий чай из самовара и разную нехитрую снедь, чтобы как-то выжить. Дорога жила своей жизнью. Она кормила, радовала и огорчала, дарила мысли и надежды и хоронила лихих.