Борух Баклажанов. В поиске равновесия

Глаза его горели. Он был искренне рад людям, собравшимся у него тем вечером, и скрыть этого было никак нельзя. Все, как обычно, были Главные, но у Жаркова они были равны. Они дурачились, смеялись, рассказывая какие-то свои истории и наслаждаясь той редкой возможностью побыть собой.

– Слышали, сегодня в Москве бензоколонку какую-то «бомбанули»? – сказал один из них. – Кассу взяли и лесом ушли.

– На кольцевой, наверное? – задумчиво спросил Борух.

– Точно так. А ты откуда знаешь?

– Да так, сорока на хвосте принесла!

Просидели все за разговорами до поздней ночи и под утро попадали по разным комнатам. Баклажанов, как обычно, занял место на печи, но заснуть не мог. Он пристально всматривался в гирлянду, висевшую на окне, так и не снятую после новогодних праздников. «Уйду-ка я по-английски, а то живые мертвым опять позавидуют», – подумал Борух, с ужасом представив, что и сегодня Жарков заставит его рубить дрова.

Баклажанов встал, надел костюм и, выпив на кухне «крайнюю» на ход ноги, тихо вышел из дома. Усмирив собак, он все так же перемахнул через высокий забор и пошел по лесной дороге. Шел он несколько километров, держа строй и чеканя шаг под утреннее пение птиц и, выйдя на шоссе, через полчаса уже был на железнодорожной станции. Подойдя к сельмагу, он увидел местное такси, дежурившее в ожидании клиентов, сел в машину и укатил домой.

Перечитывание классиков в преодолении синдрома «И чё?»

«Рабочий завода Петров, перечитывая роман Александра Дюма «Три мушкетера», обнаружил там 10 рублей.

Надо, надо перечитывать классиков», а люди и книги приходят вовремя

Вы не обращали внимания, что ко многим событиям в нашей жизни и к решениям, которые по ним принимались, мы со временем начинаем относиться несколько по-иному? Мы вспоминаем какие-то случаи, нелепые казусы или явные знаки судьбы, которые были посланы нам свыше, и, уже умудренные опытом и багажом пройденного, начинаем анализировать правильность или неправильность наших тогдашних решений или вообще бездействия? Сокрушаться можно лишь о нем, коря себя за малодушие, а сделанное зависело далеко не от нас самих.

«Если бы молодость знала, если бы старость могла», – писал Анри Этьен, но история, как известно, сослагательного наклонения не терпит. Многое, сделанное в юности, шло от сердца, чем юность и прекрасна, и было сделано абсолютно верно, ибо так было надо. Именно сердце подсказывает нам тот жизненный вектор, которому мы следуем уже в зрелом холодном рассудке. Об этом же думал и Толстой, когда писал, что «человек – это существо текучее», но уже скорее разбирая человеческую натуру в целом как таковую вне зависимости от взросления. Да, он писал именно о тех жизненных весах внутри нас и о вечном поиске равновесия их чаш в зависимости от времени и окружения. Осознание этого приходило к каждому в разные эпохи на всяческих личных и исторических примерах, но схема и зерно оставались и останутся прежними, покуда есть человек. Одно досадно, если это осознание не приходило вовсе.

Будучи исполненным этими мыслями, Баклажанов как-то брел по городу и оказался неподалеку от дома Этносова. «Надо б заглянуть на кружечку – давно его не видел», – подумал Борух и, подойдя к парадной, позвонил в домофон. Дверь быстро открыли, словно ждали его, и, поднявшись на нужный этаж, Баклажанов увидел встречавшего его Эдика.

– Здрав будь, боярин! – сказал тот, протягивая ему руку и приглашая в дом.

– И тебе не хворать! – лаконично бросил Борух.

Они были заметно рады друг другу, поскольку не виделись довольно долго. Бывало, Баклажанов часто его навещал, и им всегда было о чем поговорить. Обсуждали они многое и сделанные выводы использовали каждый по-своему.

– Коньяк будешь? Ты же вроде пешком? – спросил Эдик.

– Ясен – красен! Составишь компанию?

– Настроения нет, – как-то понуро буркнул Этносов.

– Как это нет? Надо себя заставить – волю включить. С меня пример бери! – съязвил Борух в своей манере.

– Твою б волю – да в мирных целях, – ответил Эдик, наливая ему в причудливый восточный стаканчик.