Борух Баклажанов. В поиске равновесия

Он начал в молчании медленно прохаживаться по комнате. Одет он был по-домашнему в старую футболку и рейтузы с дыркой на коленке, которые периодически подтягивал. Пару дней назад Эдик отправил семью на Кавказ и одиноко холостяковал в пустой квартире, завершая дела и готовясь последовать за ними. Чувствовал он себя неважно, ибо в последнее время пытался нащупать финансовое дно и в итоге даже об него ударился. Говорят, деньги любят тишину, и на тот момент в карманах Этносова было тихо как в морге. Окончательно добил Эдика один из его клиентов. Тот хотел купить у него какую-то бирманскую бронзовую статую, и Этносов несколько дней мучительно излагал ему всю ее предысторию, на что тот, игнорируя весь ликбез, хотел купить статую тупо по цене бронзы, дабы прикрыть ей неудачное дизайнерское решение в углу гостиной своего особняка. Оправиться от этого удара Этносов никак не мог и, побродив еще немного, все так же в молчании, кряхтя, прилег на диван.

Он вообще любил полежать в словесных размышлениях о быте и бытие, окружая себя то хлопальщиками, то плакальщиками и часто рассказывая о разномастных богатеях, которые периодически его посещали. Этим он немного напоминал Жаркова, а скорее полковника Брежнева, к которому за советом об укреплении Новороссийского плацдарма как-то «заезжал» маршал Жуков. Диван свой Этносов любил до безумия – он был для него каким-то философским ложем, время от времени подкидывавшим идеи вселенского масштаба. Полеживая, ему казалось, что мир вертится у него где-то чуть ниже поясного ремня, и он искренне в это верил и жил этим.

Дни осенние пройдут без любви, без пения,
Словно листья опадут наши поколения,
Мы забудем имена умерших приятелей,
Запах розы, вкус вина и слова писателей.
Ну и Бог с ним, все равно – к черту сожаления,
Было горьким здесь вино и нескладным пение,
И слова были пусты мудрецов незнающих,
И любовь была черства женщин увядающих,

—

помолчав еще, немного, неожиданно продекламировал он.

– Чую, лирик побеждает в тебе физика, – несколько оторопев, выдавил Борух.

Этносов полежал еще некоторое время в молчании и продолжил:

– Грустно, батенька, очень грустно, что я потратил кучу времени на то, что родился, учился и преодолевал себя, чтобы в итоге найти себе такое примитивное применение. Что-то где-то нашел дешевле и продал дороже. Стоило ли учиться, да и вообще жить, чтобы все свелось к этому самому примитивному «гешефту»[23]? Не знаю, может и не стоило. Печально это все. Я вот все время об этом думаю – проснулся сегодня в шесть утра и долго лежал, наблюдал, как рассвет занимается. Нет, Борисыч, никакого смысла в этой жизни – одна «гешефтная» суета.

Эдик встал и начал опять молча прохаживаться по комнате, то и дело подтягивая рейтузы.

– Зачем вообще нужны деньги? – вдруг сказал он, явно думая о том своем клиенте. – Деньги – это инструмент. Мне кажется, к пониманию этого надо прийти в жизни. Важно не их количество, не как они вложены или инвестированы, а как организована их служба как инструмента для извлечения счастья для их владельца.

У Боруха перед глазами сразу всплыл образ того московского воротилы с потухшим взором. Нет-нет, да и прочувствуешь прелесть свободных рук воровских – идея-то верная, только во зло воплощена. «Сейчас бы «ладошку» в карман, в руки удочку и на речку с утра, а не вот эти «якоря», – еле читалось в его взгляде. «К Жаркову ему надо – тот бы из него эту дурь в миг бы вышиб!» – подумал тогда Баклажанов.

– Иногда с относительно небольшими деньгами, но правильно устроенными, – продолжил Эдик, – можно получить в жизни то, что нужно и хочется, а иной раз, даже располагая многим, но, не умея этим грамотно распорядиться, получаем непонятно что. И тех, и этих примеров у меня вагон и телега малая, но последних поболее.

Эдик, как и Борух, был по жизни тоже наблюдательным и, зная много людей, имел право судить.

– Внутреннюю гармонию первых сразу видно, как и метания вторых. Человек даже сам не осознает, что, покупая что-то статусное, но, не вникая в суть, получает лишь костюм, тем самым прикрывая собственную ничтожность. Это такая иллюзия – выдавать финансовый успех за личное счастье. Деньги ведь вообще штука интересная. В людском нутре же вечно пороки и добродетели борются, а деньги как катализатор для первых – в итоге душа и добродетели где-то на задворках. У меня есть пара «денежных мешков», которые даже не могут сформулировать ответ на вопрос «зачем я живу?», а их в примеры жизненные приводят и тем самым ценности формируют. Это катастрофа на самом деле – смешно и грустно одновременно.

– Ну, на то они и ценности, что цену имеют. Бесценен лишь идеал, хотя идеалы на иконах только, а нам тут еще надо работать над собой! – сказал Борух, пригубив коньяка.