– Ты меня не знаешь, – он вдруг отвергает меня, резко отпуская. Я сползаю с его колен, ощущая жжение по всему телу. Коул умеет обжигать холодом настолько, насколько способен испепелять до нутра.
– А вот и знаю! – по-детски надуваю губы.
– Что насчет тебя, Энж? Разве ты не хочешь доказать всем, что ты чего-то стоишь? Что ты «хорошая девочка»? Идеальная дочь? Прекрасная жена? Невинная, чистая, светлая…, – он вновь усмехается, оскалив зубы. – Никто тебя знать не знает. Кроме меня, Пикси. Я сорвал твою маску в первый же день нашего знакомства. И не стоит играть в показное равнодушие в офисе. Актриса из тебя никакая. Даже Алисия была лучше.
– А я и не играю в равнодушие, – скрестив руки на груди, отодвигаюсь от Медера на другой конец салона. – Никакое спасение, даже от самых страшных монстров, не реабилитирует тебя и твой поступок в моих глазах, – я говорю о прошлой ночи в машине.
– Смешная. Сама закрыла тему, сама вспоминаешь. Чувствую, мой член не дает тебе покоя, Пикси, – мои глаза округляются, когда вместе со своими словами, он словно невзначай кладет ладонь в область своего вздыбленного паха. – В офисе ты не смотришь на меня, ночью раздвигаешь ноги и стонешь мое имя, – мгновенно краснею, пребывая в шоке от услышанного. – Разве не так? Можешь не отвечать. Твои глаза сделали это за тебя.
Очень надеюсь, что в моей комнате нет его скрытых камер. Он просто дразнит меня.
– Какое значение имеет мое отношение к тебе? Для тебя женщины – расходный материал, взаимозаменяемый. Я не играла в равнодушие. Лишь приняла тот факт, что мы не созданы друг для друга, и оставила нашу дружбу в прошлом.
– Создано может быть все, что заложено в исходный код, – тихо бросает он. – А я тот, кто пишет программу.
– Ты сумасшедший.
– Тебе это нравится, – его рука вновь накрывает мою ладонь. Черные буквы, складывающиеся в слово Pixel, вновь бросаются мне в глаза. Поднимаю на Мердера взгляд, когда он сжимает крепче… и там столько всего, что мне вдруг становится до смерти жутко.
Одержимость, что читается в его взоре, пугает. Парализует меня. Отпрянуть хочется, убежать, лишь бы не допустить того, что явно созревает в его голове. Глаза Коула кричат мне о том, что его новая цель, «нерешенная задачка» уже давно выбрана. Я – уже дело принципа. А это для него мощнее любых целей и других побед.
Он смотрит на меня так, словно пойдет по головам ради этого принципа. Ради того, чтобы доказать, что может прогнуть под себя принцессу Анмара, а значит и весь восточный мир, что недооценил его важность и значимость.
В ответ Мердер лишь поднимает правый уголок губ и сжимает мои пальцы до боли, отводя взор в сторону.
Это его железобетонное «нет». Иногда никаких слов не нужно…
Так странно. Непривычно. Возвращаться домой в рассветное время через парадный вход, прекрасно понимая, что все камеры видеонаблюдения сейчас направлены на нас с Мердером и охрану. Скрестив руки на груди, сильнее прижимаю к себе ткань паранджи в районе подбородка, заранее зная, что никакой кусок ткани не защитит меня от выжигающего шрамы осуждения и разочарования взгляда отца.
– Джаред, она здесь! – первое, что слышу, когда переступаю порог дома и оказываюсь в холле.
Мамин голос доносится до меня словно сквозь слой ваты. Ее удушливые объятия принимаю автоматически, не ощущая ее тела. Сжимаюсь от страха, когда наши взоры с Джаредом Саадатом встречаются.
Мама просто рада тому, что я вернулась живой и невредимой.
А папа… Я даже не знаю. Скорее, он шокирован тем, что его любимая и самая покладистая дочь выкинула подобный номер – смоталась на тайную вечеринку в пустыню. Это недопустимо для его примерного ангелочка, что с детства делает вид, что чтит все чертовы правила и традиции. Боже, иногда хочется, чтобы до них дошло, какая я лицемерная дрянь.
Я устала притворяться. Наверное, лучше быть счастливой сукой, чем несчастной, но идеальной.
– Доченька, милая, с тобой все хорошо? – заваливает заботливыми вопросами меня мама. В ее аквамариновых глазах простирается вселенская боль, синяки под глазами повествуют о ее бессонной ночи и литрах пролитых слез.
Коротко киваю, наспех обнимая ее. После чего вновь перевожу свое внимание на папу, застывшего посередине холла.