Босоногая команда

Раздался звонок. Ученики повалили в класс. А в кабинете директора отец Филарет, потерявший покой после чтения листовки, усиленно дымил японской сигаретой.

– Вы меня трусом называли, а трушу не только я. Похоже на то, что атаман Семенов тоже плохо спит. Здесь говорится, Александр Федорович, что наши приготовились к наступлению. Значит, насколько я понимаю в военном деле, большевики представляют собой немалую силу, если против них надо уже наступать?!

– Я думаю о другом, – сказал директор, продолжая разглядывать листовку. – Неужели большевики и сюда придут?

Священник выпустил на герань клубы дыма и, приподняв немного очки, взглянул на собеседника. На коротком туловище директора сидела голова, похожая на перевернутую вверх корешком редьку, на острой макушке торчали жалкие остатки волос. «Каких только не создает господь», – подумал Филарет и сказал громко:

– Вы хуже маленького, Александр Федорович! Зачем большевикам откуда-то приходить? Они давно уже здесь и никуда отсюда не уходили. В каждом доме, по-моему, большевики, в нашей школе их полно среди учащихся. Ну, если еще не совсем большевики, то большевичата! А сколько так называемых сочувствующих большевикам? Большой труд берет на себя Судзуки, собираясь очистить землю от большевистской заразы.

– Вы все пугаете меня, батюшка!

– Я и сам побаиваюсь. Но будем надеяться не на господа бога, а на японскую армию!

В кабинет опять постучали. Вошел все тот же сторож. Он подал директору листовку с текстом обращения генерала Судзуки.

– У меня же есть! – рассердился директор. – Возьми эту себе и почитай своей старухе!

– Разве можно такое старухе читать! – сторож оглянулся на священника, словно искал у него поддержки. – Вы на обороте читайте, Александр Федорович... Сейчас в коридоре сорвал!

Отец Филарет подошел к столу. На обороте листовки крупными печатными буквами было написано:

Ты, Семенов, не гордись,

В тебе толку мало.

Хоть с японцами явись –

Все твое пропало!

– Ну, вот! – директор вышел из-за стола. – Вот вам, батюшка, и решение нашего спора. Неужели и после этого мы не будем искать зачинщиков? Будем искать, будем бороться с ними! Я иду в контрразведку!

Отец Филарет положил в карман подрясника прокуренный мундштук.

– Знаете, я где-то уже слышал что-то такое... Да, на днях шел по Набережной и слышал, как парни распевали сей романсик про атамана.

Директор, не слушая священника, торопливо надевал пальто...

* * *

Когда во время перемены играли в лапту на школьном дворе, уже знакомый старшеклассник в очках отвел Костю к поленнице. Паренек был на полголовы выше Кости. В поношенной тужурке телеграфиста и больших солдатских сапогах, он выглядел старше своих лет.

– У вас в классе есть, конечно, надежные ребята?

Костя кивнул.

– Я расскажу тебе одну частушку, вы ее перепишите и подбросьте в дома, где есть парни и девушки. Можно и на вечерку подкинуть! Пусть поют...

Он дважды произнес текст частушки, заставил Костю повторить и предупредил, что писать надо только на телеграфных бланках, печатными буквами и обязательно химическими чернилами.

Костя достал из кармана кусок хлеба, большую, испеченную в золе картофелину, поделился с очкастым, и они, усевшись на поленьях, стали есть.

– Тебя как зовут-то? – спросил Костя,

– Сережка, а фамилия Фролов.

Фролов сказал что распространение новых стихов и частушек начали островские ребята, их поддержали горные, теперь должны поработать зареченские...

Идя из школы, Костя и Вера видели японское обращение, расклеенное на всех углах и заборах. Даже на перилах моста белели две листовки.

Поздно вечером в Кузиной избе ребята переписывали частушку. Все сидели за столом вокруг лампы, а Костя, подражая Лидии Ивановне, ходил по комнате и не торопясь, внятно произносил каждое слово. Было тихо, как на классном диктанте. Вера писала быстро, часто поднимала голову и выжидательно смотрела на Костю. Кузя отставал, от усердия даже высунул язык и сильно нажимал карандаш. Пронька, повторяя про себя написанное, поглядывал на висевшую в простенке между окон, балалайку. Ленька Индеец старательно выводил каждую букву и представлял, как он на станции, перед целым эшелоном семеновцев поет частушку, а потом стремительно удирает. Вдогонку раздаются выстрелы и крики: «Держи большевика!..»

Но вот Костя прекратил диктовку. Пронька сейчас же сорвался с места, взял балалайку и заиграл «Подгорную». Ребята негромко пропели:

Пусть попробует Семенов

Только сдвинуться с крыльца.

Пожалеем ли патронов

Для такого подлеца?!

Кузя не пел, он что-то писал на новом бланке, часто взглядывал на потолок, шептал над бумагой.

– Ты чего пыхтишь? – спросил Костя, засовывая под рубашку стопку исписанных бланков.

Кузя потер переносицу.

– Я тут сам одну штуку сочинил.

– Ну-ка, прочитай! – обрадованно попросила Вера. Краснея, Кузя прочел:

На краю стоит избушка.

Внучка с бабушкой живет...

Все засмеялись.