Скидываю утеплённую кожаную куртку на крючок у входа и жду, когда за барной стойкой освободится место. Прошу бокал вина и молча утыкаюсь в него, двигая ногой в такт новой мелодии. Джаз он разный, но в «Шляпе» какой-то родной. Меня здесь музыка никогда не раздражает. Она не визгливая и не занудная, а низкое звучание контрабаса всегда вызывает желание щёлкать пальцами в ритм. Мне кажется, тут маленький мир, этакая Америка, которую мы потеряли. Наверное, в Нью-Йорке таких мест полно, по крайней мере, если верить фильмам Вуди Аллена.
Я допиваю вино и прошу повторить.
Мы сюда любили ходить с Германом. Можно сказать, «Шляпа» одно из наших мест. И от дома не далеко, и атмосфера комфортная, и вход-выход свободный. Интересно, я даже через пять и через десять лет продолжу ходить по «местам нашей памяти», как одна из тех жалких страдалиц, которые не способны примириться, что их кинули?
Память здесь не при чём, — успокаиваю я себя, — тебе здесь удобно, вот и весь секрет.
— Привет, — раздаётся слева.
Искоса смотрю на незнакомого парня, устроившегося за стойкой. Он просто встал рядом. Втиснулся между мной и ещё одним человеком. Да, здесь такое в порядке вещей, даже стул не обязателен, тем более, их тут дефицит.
— Привет, — киваю я, — подвинуться?
— Нет, сиди спокойно, — он жестом подзывает бармена и просит себе, что покрепче. — Угощу? — интересуется у меня, но я указываю на свой бокал, на половину полный.
— Спасибо, у меня есть.
— Тогда позже?
— Договорились.
Не знаю, о чём мы с ним ещё договорились одной этой фразой, но когда он заводит беседу, я не отворачиваюсь и включаюсь в игру. Ладно, надо же как-то развеяться. Ни к чему не обязывающий трёп за барной стойкой прекрасно отвлекает от проблем. Всё как обычно: кто ты, где учишься, чем занимаешься, интересы, путешествия и прочая ерунда. Первый разговор всегда как интервью.
Мой второй бокал сменяет третий. Я верчу между пальцами ножку и смеюсь над очередной шуткой своего собеседника.
Когда сама говорю, активно жестикулирую. На душе даже вроде как становится легче, проблемы улетают всё дальше с каждым новым глотком и с очередной шуткой парня, имя которого я даже не запоминаю. Вот где-то на середине моего красочного описания одного интересного местечка на Рубинштейна, которое просто обязательно к посещению, если ты недавно переехал в Питер, моё запястье перехватывают и крепко сжимают.
— Что за?.. — оборачиваюсь я.
— Потанцуем? — рядом вырастает Островский, оживляя мой самый ужасный из кошмаров.
Я пикнуть не успеваю, как мой бокал оказывается на стойке, а случайный собеседник растерянным взглядом провожает нас.
Пальцы Германа больно впиваются в мою спину, а рука, держащая мою ладонь, сжимает так сильно, что вырваться не предоставляется возможным.
Голова идёт кругом, и это вовсе не от вина. Адреналин начинает зашкаливать. Я чувствую волны агрессии, исходящие от Германа. Конечно, он видел фото и понял, кто это сделал.
Ненавижу себя. Ненавижу, потому что мне хочется сказать «прости, я не этого добивалась». Но это так мелочно, так наивно, так по-детски. Чего-то же я всё-таки добивалась…
— Ну как? Довольна? — голос у него ледяной, абсолютно чужой.
Думала, я видела Германа всяким, но таким, нет, не видела.
Он слегка встряхивает меня и прижимает крепче. Я вдавливаюсь в его телом своим, будто детали от мозаики мы повторяем стороны друг друга.
Губы Герман прижимает к моему уху вплотную, чтобы у меня не осталось и шанса не услышать.
— Ты довольна, спрашиваю?
Мы двигаемся в такт мелодии Сэма Кука. Герман ведёт умело и непреклонно. Со стороны мы, наверное, выглядим идеально. Влюблённая пара, слившаяся в танце. На деле же — чувствую себя кроликом в силках или бабочкой в липкой паутине.
Не могу и слова вымолвить, хотя Герман непреклонно требует ответа. Мои пальцы на его руках лишь сжимаются сильнее. Наклоняю голову и утыкаюсь лбом ему в плечо. Закрываю глаза и плыву. Далеко от настоящего и от реальности. Чувствую лишь его твёрдое тело и запах — такой родной и уже чужой одновременно.
Я ведь его люблю. Как мы могли дойти до подобных мерзких сцен за такой короткий отрезок времени?
Внутри, вопреки здравому смыслу, рождается тихая радость. Герман рядом и то, что я касаюсь его, словно глоток свежего воздуха. Только и это ощущение быстро исчезает.
Герман наклоняет голову и утыкается лицом в мои распущенные волосы, его горячее дыхание касается шеи, и реакция в виде дрожи не заставляет себя ждать. На мгновение я дезориентирована и сбита с толку, а Герман опять требует ответа, а я даже не знаю, что ему сказать.
— Варвара?
— С ума сойти, называешь меня полным именем, — взбудоражено бормочу я. — Наверное, поговорить серьёзно хочешь?
Что ж, нападение — лучшая защита; это правило ещё никого никогда не подводило.
— Наверное, хочу.
— А извиниться передо мной не хочешь?
Вскидываю голову, прямо встречая его сердитый взгляд. Герман резко разворачивает нас, почти на сто восемьдесят, и мы двигаемся в другую сторону в толпе таких же танцующих.