Боттичелли

Серость стала главным цветом «города цветов», которым некогда была Флоренция: никто не решался надеть прежние наряды, о драгоценностях страшно было даже подумать. Дамы не решались делать прически, балконы, на которых они раньше подставляли солнцу волосы, чтобы придать им блеск, опустели. Процессии, шествия, молитвы… Сандро теперь не пропускал ни одной мессы, ни одной проповеди в Оньисанти – не только потому, что боялся доноса «плакс», но и в силу искренней потребности очистить душу. Проповеди фра Джироламо распространялись письменно и устно, их обличительный пафос нарастал, и люди начинали невольно мыслить так, как предписывал им их проповедник. Порой у Сандро мелькала мысль: а не удалиться ли ему, подобно коллегам Бартоломео делла Порта, Андреа делла Роббиа или Лоренцо ди Креди, в какой-нибудь из монастырей от всей этой суеты, ночных кошмаров и сомнений? Но всякий раз нежелание связывать себя по рукам и ногам обетами перевешивало.

А жить становилось все труднее: ведь не только проповедями жив человек, ему нужен и хлеб насущный. Заказов не было, денег тоже, и если бы не помощь еще оставшихся у него благодетелей, то в монастырь все-таки пришлось бы уйти – хотя бы ради пропитания. Самым страшным было то, что заказов не предвиделось и в будущем, ведь греховным стало буквально все. Богородица перестала быть заступницей, и непонятно было, каким святым еще стоило молиться, если сам Христос был теперь королем Флоренции, и кто сейчас рискнет украшать свою обитель их изображениями. Он даже не знал, сохранились ли те картины, которые он написал для своих прежних друзей, или же их уничтожили вездесущие «плаксы». А каких небесных и земных кар заслужит живописец, рискнувший нарушить запреты? Кто теперь закажет свой портрет, если в глазах Савонаролы это выражение тщеславия и гордыни? Почти все живописцы покинули Флоренцию, раздобыв себе заказы в других городах. А он вот словно прикипел к одному месту, не хочет с него никуда сдвигаться и остается в городе, в котором он, как когда-то Вероккьо, не мог заработать даже на штаны.

Впрочем, после изгнания Пьеро во Флоренцию возвратился подающий большие надежды ваятель и живописец Микеланджело, покинувший город после того, как Пьеро приказал ему лепить скульптуры из снега. В какой степени он разделял мысли фра Джироламо, судить было трудно, но идея Христа как высшего судии, похоже, была ему близка. Не зная истинного положения, сложившегося сейчас во Флоренции, он горел рвением послужить родному городу. Однако и его услуги оказались не нужны. Ему удалось раздобыть лишь два заказа – на небольшие изваяния юного Иоанна Крестителя и спящего Купидона. Несколько раз Сандро встречался с ним, но сойтись поближе им помешали не только разница в возрасте, но и невыносимая привычка Микеланджело критиковать все, что было создано не им. Тем не менее, когда в июне 1496 года он снова покинул Флоренцию, в городе не нашлось никого, кроме Сандро, через кого он мог бы переслать небольшое письмецо Лоренцо ди Пьерфранческо с благодарностью за оказанное покровительство. После этого связь с ним прервалась, откровенно говоря, к великому облегчению Сандро: Микеланджело числился среди близких друзей Медичи, хотя таковым и не был, а к тому же он сейчас находился в Риме, среди врагов Флоренции, и переписка с ним могла принести массу хлопот.

Хотя сторонникам Медичи и была недавно объявлена амнистия, тем не менее их преследование продолжалось, особенно после того, как на Савонаролу было совершено покушение. Бродили слухи о новых заговорах, не стихали разговоры о том, что Пьеро при поддержке папы собирается напасть на Флоренцию, что, впрочем, соответствовало истине. Нетрудно было предугадать, чем закончатся переписка с Римом и посредничество между сбежавшим туда художником и представителем семейства Медичи, который хотя и вел себя лояльно по отношению к новым властям, но был на подозрении.

Да, непростыми оказались эти годы для многих флорентийцев! Выход в море был блокирован венецианцами, жаждавшими разорения своего конкурента, прежние торговые партнеры переключились на другие рынки, ремесленники, занятые кто политикой, кто спасением души, не работали, кассы цехов ограничили выдачу ссуд. Фра Джироламо обещал, что все наладится, как только Бог окончательно простит Флоренцию, а для этого нужно еще дальше продвинуться по пути покаяния и исправления. Вымели из города всех шлюх – благоденствия не наступило, изгнали евреев – закрылось большинство меняльных и ростовщических контор, стали питаться только растительной пищей – разорились мясники, запретили упоминать имя Господа всуе, усилили наказания для сквернословов и картежников – ровным счетом никаких изменений. Или Савонарола неправильно толковал свои видения, или же Господь требовал чего-то другого. В других итальянских городах стали уже посмеиваться над флорентийцами.