Боттичелли

Произошло следующее. Жест священнослужителя послужил для заговорщиков знаком начать задуманное. Бандини ударил кинжалом в грудь стоявшего рядом Джулиано, тот бросился бежать, но, сделав несколько шагов, упал, и Франческо Пацци добил его. Бальони и Маффеи тем временем кинулись на Лоренцо, но их слишком короткие ножи не достигли цели: жертва, легко раненная в шею, но не потерявшая присутствия духа, уклонилась от удара. Сбросив плащ, Лоренцо намотал его на левую руку и выхватил меч. Вряд ли ему удалось бы одержать верх в этой схватке, ибо на помощь его противникам бросились Бандини и Франческо. Братья Кавальканти и миланские посланники поспешили оттеснить Великолепного за алтарь, а Франческо Нери, торговый агент Медичи, неоднократно выполнявший его дипломатические поручения и оказавшийся в этот момент рядом с ним, прикрыл его своим телом и был сражен кинжалом Бальдини. Полициано удалось втолкнуть Лоренцо в ризницу, заперев дверь. Здесь ему перевязали рану, а Анджело даже высосал из нее яд — кинжал заговорщика мог оказаться отравленным. Правитель никак не мог успокоиться, все время спрашивая о судьбе брата. В это время в дверь стали стучаться, — эти удары и слышал Сандро, — и все приготовились к отражению нового нападения. Однако это были сторонники Лоренцо, которые разогнали заговорщиков и теперь торопили Лоренцо покинуть собор, пока те не привели подкрепление. Друзья окружили Великолепного плотным кольцом и вывели на площадь окольным путем, чтобы он не увидел трупа Джулиано. Ударил колокол, созывая граждан Флоренции к Синьории.

Толпа в соборе поредела, и Сандро теперь мог протиснуться к алтарю. Картина, которую он увидел, запечатлелась в его памяти навсегда: на полу, залитом кровью, лежал Джулиано, недалеко от него — Нери, а у подножья алтаря, охватив голову руками, неподвижно сидел кардинал Рафаэлло Риарио. Вышедший из ризницы Полициано наклонился над телом Джулиано, но убедившись, что тот мертв, поспешил прочь из собора. Сандро догнал его уже около дворца Медичи. Из проулков и улочек на площадь изливались толпы горожан. Пока ничего нельзя было понять: враги это или сторонники Великолепного. Над городом плыл тревожный набат, бряцало оружие, от Синьории доносился все более нарастающий шум. Никто ничего не знал. Двери палаццо были распахнуты настежь, в них беспрерывно входили и выходили.

Дом Медичи был набит людьми до отказа. Лоренцо не было видно — он находился во внутренних покоях, где спешно приглашенные врачи оказывали ему помощь. Накрытый для праздничного обеда стол выглядел нелепо среди этой толкотни. Сандро не знал, как ему поступить — оставаться здесь или отправляться на площадь, где, видимо, именно сейчас разворачивались главные события. В такой же нерешительности пребывали и остальные. Разумнее, конечно, было не покидать Лоренцо, которому по-прежнему грозила опасность. Великолепный несколько раз появлялся в зале для приемов и спрашивал о Джулиано, но ему не осмеливались сказать правду — тело все еще оставалось в соборе, ибо не было никакой возможности перенести его в дом. Плотная толпа окружала палаццо — требовали, чтобы Лоренцо показался народу, ибо по городу ходили слухи, что и он убит заговорщиками. Лоренцо неоднократно подходил к окну и призывал собравшихся не поддаваться ярости. Для этого были основания, ибо из толпы ему уже протягивали насаженные на копья оторванные головы, руки, ноги. Его призывы к милосердию оказывались напрасными — впервые в своей жизни Сандро увидел, сколь безжалостными и жестокими могут быть его сограждане.

Гвалт на площади стал стихать лишь под вечер. Дом на виа Ларга постепенно стал пустеть: события, по всей вероятности, перемещались в другие концы города. Пришел гонфалоньер справедливости Чезаре Петруччи, и почти одновременно из собора принесли тело Джулиано. Лицо юноши было изуродовано до неузнаваемости — Франческо в своей ярости и ненависти искромсал его кинжалом. Пошли подготовить Лукрецию, ибо зрелище было поистине ужасным. Лоренцо в молчании, словно окаменев, застыл над трупом брата.

Петруччи, восемь лет назад подавивший мятеж в Прато, по-военному кратко сообщил о том, что произошло в здании Синьории и на площади перед ним. Архиепископ Сальвиати, покинув собор в сопровождении отряда перуджинцев, ворвался в здание и потребовал встречи с гонфалоньером, которому он якобы должен был передать послание папы. Пока он препирался со слугами, перуджинцы завладели одной из комнат, но на свою беду, желая закрепиться в ней, захлопнули за собой двери. Они не знали их секрета: будучи закрыты, двери сами собой защелкивались, и открыть их без помощи ключа было невозможно. Заговорщики оказались в ловушке.