Боже, храни мое дитя

Если сердце твое разбито то в любом случае к этому следует относиться серьезно и мужественно позволить боли ослепительно сиять и жечь твою душу подобно звезде-пульсару свет которой нельзя да и невозможно ни притушить ни смягчить превратив в патетическое самобичевание ибо этот взрывной свет полностью оправдан и звенит по всей вселенной подобно меди литавров.

Брайд положила листки на стол и прикрыла глаза рукой.

– Ступай, повидайся с ним, – вполголоса сказала Куин. – Это там, чуть дальше по дороге, последний дом у ручья. Ну же, вставай! Умойся хорошенько и иди к нему.

– Но я совсем не уверена, что мне следует к нему идти. – Брайд даже головой покачала. Слишком долго она полагалась исключительно на свою внешность, будучи уверенной, что красота действует на мужчин поистине безотказно. Вот только ей и в голову не приходило, до чего все это мелко. Она и понятия не имела, какой стала трусливой – а все в результате того рокового урока, который преподала ей Свитнес, которая гвоздями прибила эту трусость к позвоночнику дочери, желая его согнуть.

– Да что с тобой такое? – В голосе Куин отчетливо звучало раздражение. – Ты проделала такой долгий путь, а теперь хочешь развернуться и уехать? – И она пропела каким-то детским голоском:

Я не знаю, почему
Нет солнца в небе. Потому
Мне и дальше не пройти.
Все пропало по пути,
Бурей унесло…[47]

– Черт побери! – Брайд даже рукой шлепнула по столешнице. – Вы абсолютно правы, Куин! Абсолютно! И все-таки это обо мне, а не о нем. Обо мне!

* * *

– Ты? Убирайся! – И Букер, приподнявшись на узком и скромном ложе, указал Брайд на дверь.

– Ах ты, урод хренов! Никуда я не уйду, пока ты…

– Я сказал, убирайся! Немедленно убирайся отсюда! – Глаза Букера казались мертвыми, но в них горела вполне живая ненависть. Своей здоровой рукой он по-прежнему указывал на дверь, и Брайд не выдержала: пробежав девять коротких шагов, отделявших ее от Букера, она со всех сил влепила ему пощечину. В ответ он тоже ее ударил, причем настолько сильно, что сбил с ног. Брайд с трудом поднялась, схватила стоявшую на буфете пивную бутылку, размахнулась и разбила ее о голову Букера. Он замертво рухнул на кровать, а она, сжимая в руке горлышко разбитой бутылки, с ужасом увидела, как в левое ухо ему заползает тонкий ручеек крови. Впрочем, уже через несколько секунд Букер очнулся, неуверенно приподнялся на локте, прищурил глаза и ошалело уставился на Брайд.

– Как ты мог меня бросить? Как ты мог просто встать и уйти, не сказав ни единого слова? – заорала она. – Ничего не объяснив! Теперь я хочу выслушать твои оправдания. Какими бы они ни были. Да, я хочу их услышать. Прямо сейчас!

В ответ Букер прорычал, здоровой, правой, рукой вытирая кровь с левой щеки:

– Да какого хрена! Не буду я тебе ничего объяснять!

– Нет, будешь! – И она грозно замахнулась зажатой в руке «розочкой».

– Слушай, шла бы ты к чертям собачьим из моего дома, пока с тобой чего плохого не случилось.

– Заткнись и отвечай!

– Господи, женщина, ты что, спятила?

– Вот еще! Я хочу понять тебя, Букер. Просто понять.

– Ты сперва сама объясни, с какой стати тебе понадобилось покупать подарки той твари, которая детей совращала и за это в тюрьму угодила? Объясни мне, ради бога, зачем ты к этому чудовищу подлизывалась?

– Я лгала! Лгала! Лгала! Я солгала тогда. Она ни в чем не была виновата! Это я помогла ее осудить, да еще за такое страшное преступление. А на самом деле она ничего чудовищного не совершала! Ну и потом мне, конечно, захотелось как-то… компенсировать свою вину. Только она даже слушать не стала. И чуть душу из меня не выбила. Хотя я, конечно, все это заслужила.

Жарче в комнате за эти несколько минут явно не стало, но Брайд отчего-то вся взмокла. Пот выступил и на лбу, и на верхней губе, и под мышками.

– Значит, ты тогда солгала? Но за каким чертом?

– Чтобы моя мать хоть раз взяла меня за руку!

– Что-что?

– И хоть раз с гордостью на меня посмотрела!

– И что, посмотрела?

– Да! И даже сказала, что я молодец.

– Ты хочешь сказать, что…

– Заткнись! Теперь твоя очередь рассказывать. Говори, почему ты меня бросил?

– О господи! – У Букера по щеке поползла тонкая струйка крови, и он стер ее здоровой рукой. – Ну, ладно. Понимаешь, мой брат… В общем, его зверски убил один гад, извращенец, настоящий хищник вроде той особы, которую, как мне показалось, ты решила простить, и я…

– Мне все равно, что там тебе показалось! Это же не я сделала! Не я твоего брата убила!

– Ладно-ладно! Хорошо! Теперь мне кое-что стало понятно, однако…