Божественная Комедия. Новая Жизнь

1

Уже был ангел далеко за нами,Тот ангел, что послал нас в круг шестой,
Еще рубец смахнув с меня крылами;

4

И тех, кто правды восхотел святой,Назвал блаженными, и прозвучало
Лишь «sitiunt»[971] — и только — в речи той;

7

И я, чье тело снова легче стало,Спешил наверх без всякого труда
Вослед теням, не медлившим нимало, —

10

Когда Вергилий начал так: «ВсегдаОгонь благой любви зажжет другую,
Блеснув хоть в виде робкого следа.

13

С тех пор, как в адский Лимб, где я тоскую,К нам некогда спустился Ювенал[972],
Открывший мне твою любовь живую,

16

К тебе я сердцем благосклонней стал,Чем можно быть, кого-либо не зная,
И короток мне путь средь этих скал.

19

Но объясни, как другу мне прощая,Что смелость послабляет удила,
И впредь со мной, как с другом, рассуждая:

22

Как это у тебя в груди моглаЖить скупость[973] рядом с мудростью, чья сила
Усердием умножена была?»

25

Такая речь улыбку пробудилаУ Стация; потом он начал так:
«В твоих словах мне все их лаской мило.

28

Поистине, нередко внешний знакПриводит ложным видом в заблужденье,
Тогда как суть погружена во мрак.

31

В твоем вопросе выразилось мненье,Что я был скуп; подумать так ты мог,
Узнав о том, где я терпел мученье.

34

Так знай, что я от скупости далекБыл даже слишком — и недаром бремя
Нес много тысяч лун за мой порок.

37

И не исторгни я дурное семя,Внимая восклицанью твоему,
Как бы клеймящему земное племя:

40

«Заветный голод к золоту, к чемуНе направляешь ты сердца людские?»[974] —
Я с дракой грузы двигал бы во тьму.[975]

43

Поняв, что крылья чересчур большиеУ слишком щедрых рук, и этот грех
В себе я осудил, и остальные.

46

Как много стриженых воскреснет,[976] тех,Кто, и живя и в смертный миг, не чает,
Что их вина не легче прочих всех!

49

И знай, что грех, который отражаетНаоборот какой-либо иной,
Свою с ним зелень вместе иссушает.

52

И если здесь я заодно с толпой,Клянущей скупость, жаждал очищенья,
То как виновный встречною виной».

55

«Но ведь когда ты грозные сраженьяДвойной печали Иокасты пел,[977] —
Сказал воспевший мирные селенья,[978] —

58

То, как я там Клио[979] уразумел,Тобой как будто вера не водила,
Та, без которой мало добрых дел.

61

Раз так, огонь какого же светилаИль светоча тебя разомрачил,
Чтоб устремить за рыбарем[980] ветрила?»

64

И тот: «Меня ты первый устремилК Парнасу,[981] пить пещерных струй прохладу,
И первый, после бога, озарил,

67

Ты был, как тот, кто за собой лампадуНесет в ночи и не себе дает,
Но вслед идущим помощь и отраду,

70

Когда сказал: «Век обновленья ждет:Мир первых дней и правда — у порога,
И новый отрок близится с высот».[982]

73

Ты дал мне петь, ты дал мне верить в бога!Но, чтоб все части сделались ясны,
Я свой набросок расцвечу немного.

76

Уже был мир до самой глубиныПроникнут правой верой, насажденной
Посланниками неземной страны;

79

И так твой возглас, выше приведенный,Созвучен был словам учителей,
Что к ним я стал ходить, как друг исконный.

82

Я видел в них таких святых людей,Что в дни Домициановых гонений[983]
Их слезы не бывали без моей.

85

Пока я жил под кровом смертной сени,Я помогал им, и их строгий чин
Меня отторг от всех других учений.

88

И, не доведши греческих дружин,В стихах, к фиванским рекам,[984] я крестился,
Но утаил, что я христианин,

91

И показным язычеством прикрылся.За этот грех там, где четвертый круг,
Четыре с лишним века я кружился.

94

Но ты, моим глазам раскрывший вдругВсе доброе, о чем мы говорили,
Скажи, пока нам вверх идти досуг,

97

Где старый наш Теренций, где Цецилий,Где Варий, Плавт?[985] Что знаешь ты про них:
Где обитают и осуждены ли?»

100

«Они, как Персий[986], я и ряд других, —Ответил вождь мой, — там, где грек[987], вспоенный
Каменами щедрее остальных:

103

То — первый круг тюрьмы неозаренной,Где речь нередко о горе звучит,
Семьей кормилиц наших населенной.[988]

106

Там с нами Антифонт и Еврипид,Там встретишь Симонида, Агафона[989]
И многих, кто меж греков знаменит.

109

Там из тобой воспетых — Антигона,Аргейя, Деифила, и скорбям
Верна Йемена, как во время оно;

112

Там дочь Тиресия, Фетида там,И Дейдамия с сестрами своими,
И Лангию открывшая царям».[990]

115

Уже беседа смолкла между ними,И кругозор их был опять широк,
Не сжатый больше стенами крутыми,

118

И четверо служанок дня свой срокИсполнило, и пятая вздымала,
Над дышлом стоя, кверху жгучий рог,[991]

121

Когда мой вождь: «По мне бы, надлежалоКнаруже правым двигаться плечом,
Как мы сходили с самого начала».

124

Здесь нам обычай стал поводырем;И так как был согласен дух высокий,
Мы этим и направились путем.

127

Они пошли вперед; я, одинокий,Вослед; и слушал разговор певцов,
Дававший мне поэзии уроки.

130

Но вскоре сладостные звуки словПрервало древо, заградив дорогу,
Пленительное запахом плодов.

133

Как ель все уже кверху понемногу,Так это — книзу, так что взлезть нельзя
Хотя бы даже к нижнему отрогу.

136

С той стороны, где замкнута стезя,Со скал спадала блещущая влага
И растекалась, по листам скользя.

139

Поэты стали в расстоянье шага;И некий голос, средь листвы незрим,
Воскликнул: «Вам запретно это благо!»[992]

142

И вновь: «Мария не устам своим,За вас просящим, послужить желала,
А лишь тому, чтоб вышел пир честным.[993]

145

У римлянок напитка не бывалоИного, чем вода; и Даниил
Презрел еду, и мудрость в нем мужала.

148

Начальный век, как золото, светил,И голод желудями услаждался,
И нектар жажде каждый ключ струил.

151

Акридами и медом насыщалсяСреди пустынь креститель Иоанн;
А как велик и славен он остался,

154

Тому залог в Евангелии дан».