Божественная Комедия. Новая Жизнь

Эту канцону, дабы лучше ее понять, я разделяю более искусно, нежели другие прежде приведенные вещи. Поэтому, для начала, я разобью ее на три части. Первая часть есть приступ к последующим словам. Вторая есть изложение содержания. Третья есть как бы служанка предыдущих слов. Вторая начинается так: «Взывает ангел…»; третья так: «Канцона, знаю…». Первая часть делится на четыре: в первой — говорю о том, кому хочу я поведать о моей Донне и почему хочу поведать; во второй — говорю о том, что мыслится мне самому, когда я размышляю о ее достоинствах, и что сказал бы я о них, если бы не терял смелости; в третьей — говорю о том, как полагаю я поведать о ней, чтобы ничто низменное не препятствовало мне; в четвертой — обращаюсь вновь к тем, кому намереваюсь все поведать, я излагаю причину, по которой я обращаюсь к ним. Вторая начинается так: «Скажу: Любовь дала…»; третья так: «Но не предам…»; четвертая: «О донны и девицы…». Потом, когда говорю: «Взывает ангел…» — и я начинаю повествование о Донне. Делится же эта часть на две: в первой — говорю о том, что знают о ней на небе; во второй — говорю о том, что знают о ней на земле, а именно: «Мадонну ждут…». Эта вторая часть делится на две, причем в первой я беру одну лишь сторону и говорю о благородстве ее души, повествуя нечто о благотворных свойствах, от души ее проистекающих; во второй беру я другую сторону и говорю о благородстве ее тела, повествуя нечто о его красоте, а именно: «Любовь гласит…». Эта вторая часть делится на две, причем в первой — говорю нечто о красоте всего ее облика; во второй — говорю нечто о красоте отдельных частей ее облика, а именно: «Из глаз ее…». Эта вторая часть делится на две, причем в одной я говорю о глазах, в которых начало Любви; во второй же говорю об устах, в которых предел Любви. А чтобы изгнать отсюда всякую низменную мысль, должно читающему вспомнить сказанное прежде, а именно, что приветствие Донны, которое есть деяние уст ее, было пределом моих желаний, пока я мог еще обрести его. Затем, когда я говорю: «Канцона, знаю…», я добавляю, как бы служанкою прочих, еще одну строфу, в которой говорю о том, чего хочу я от этой канцоны. А так как эту последнюю часть легко понять, то я и не тружусь над дальнейшим разделением. Правда, для лучшего разумения этой канцоны надлежало бы дать еще меньшие подразделения, однако, во всяком случае, у кого нет достаточно разумения, чтобы понять ее с помощью уже сделанных, — на того я не посетую, ежели он и пренебрежет ею, ибо истинно боюсь, как бы не раскрыл я слишком многим ее смысл тем разделением, которое сделано, если окажется, что многие сумеют постичь его.

XX

После того как эта канцона получила некоторое распространение среди людей и потому случилось, что один из друзей моих услыхал ее, — пожелал он меня попросить, чтобы я ему изъяснил, что есть Любовь: видно, слышанные им слова внушили ему более высокое обо мне мнение, нежели я заслужил. Поэтому я, думая, что по окончании того сочинения хорошо было бы сочинить кое-что о Любви, и полагая, что другу следует услужить, решил сказать слова, в которых говорилось бы о Любви. И вот я сочинил сонет, который и начинается «Благое сердце и Любовь…».

Благое сердце и Любовь — одно,[52]
Вещает нам мудрец в своем творенье:
В разладе быть им так же не дано,
Как разуму с душой разумной в пренье.

Когда Любовью сердце зажжено,

Она царит, а сердце — в подчиненье,
И верный кров Любви дает оно
На долгий срок иль краткое мгновенье.

Прекрасной донны дивные черты

Едва предстанут взору, — и томленье
Влюбленное по сердцу пробежит.

Приходит срок — и вот уж чуешь ты

Любви нежданной новое рожденье;
И так же донну гордый муж пленит.

Этот сонет делится на две части: в первой я говорю о могуществе любви; во второй — говорю о том, как это могущество проявляется в действии. Вторая начинается так: «Прекрасной донны…». Первая часть делится на две: в первой я говорю, что есть предмет, который вмещает это могущество; во второй — говорю, как предмет этот и это могущество возникают к существованию и что они относятся друг к другу, как форма к материи. Вторая начинается так: «Когда Любовью…». Потом, говоря: «Прекрасной донны…», я говорю, как это могущество проявляется в действии: сначала — как оно проявляется в мужчине, потом — как оно проявляется в женщине, — со слов «И так же донну…».

XXI