Божественная комедия. Самая полная версия

7    О, радость! О, блаженство без заката!
    О, жизнь в любви, отраде и покое!
    О, мир, отсутствием алчбы богатый!

10    Четыре светоча в прекрасном строе

    Сияли дружно рядом; но светился
    Всех ярче тот, кто прежде был со мною.

13    Едва ли бы Юпитер с ним сравнился,

    Когда бы с Марсом, превратившись в птицы,
    Он перьями потом переменился.

16    И Провиденье, что своей десницей

    Предел кладет и срокам и занятью,
    Молчанье их послало веренице.

19    «Дивишься ль ты, — был должен услыхать я, —

    Что от стыда я цветом изменен?
    Но изменилися со мной все братья.

22    Поруган на земле мой трон, мой трон,

    Мой светлый трон — зане пустеет праздно
    Перед очами Божья Сына он;

25    И гроб мой сделался клоакой грязной

    Убийств и скверны; те, кто с неба пали,
    Над оргией глумятся безобразной!»

28    И видел я: все небеса блистали

    Смущенья краскою, такою ж точно,
    Какой заря окрашивает дали.

31    Как та, чья добродетель безупречна,

    Краснеет от стыда, когда известно
    Ей о падении другой — порочной, —

34    Так Беатриче стра́дала; небесный

    Весь край затмился в тьмы густой покрове,
    Какой пал в миг Господней муки крестной.

37    А Петр речь продолжал, столь грозный в слове

    И голосом столь измененным дрожью,
    Что не был самый вид его суровей:

40    «Не для того супругу Сына Божья

    Я, Лин и Клит, мы кровию питали,
    Чтобы срамить ее алчбой и ложью;

43    И не затем любовно проливали

    Сикст, или Пий, или Каликст с Урбаном
    И кровь, и слезы скорби и печали,

46    Чтобы питомцам нашим, христианам —

    Бесстыдством там воссевших вслед за нами
    Направо и налево быть раздранным;

49    Иль чтобы мне врученными ключами

    Приосенивши их мечи, на брата,
    На христиан вражды воздвигнуть знамя;

52    Иль чтобы стал я оттиском печати,

    Скрывающей претензий лживых груду,
    Так что мне стыдно дара благодати!

55    Под пастырской одеждой волки всюду

    Скрываются и истребляют стадо.
    О, Божий суд! Доколе ждать я буду?

58    Кровь нашу пьет Кагор, Гаскони чадо.

    Прекрасное начало! Для чего же
    Тебе прийти к концу плохому надо?

61    Но славе мира прежде Промысл Божий,

    Пославший Сципиона для защиты,
    И ныне Риму, знай, поможет то же.

64    А ты, мой сын, коль скоро вновь к земли ты

    Воротишься, то возвести угрозу,
    Не скрой того, что мной тебе не скрыто».

67    Как хлопья пара в воздухе с морозу

    В снег превратятся в месяце, в котором
    Небесную обнимет солнце Ко́зу, —

70    Такое ж превращенье было с хором

    Сих испарений, полных ликованья,
    Что с нами обменялись разговором.

73    И я следил за формой их сиянья

    До самой середины непрерывно,
    Где двигаться мешало расстоянье.

76    И голос Водчей слышал я призывный:

    «Взгляни, взгляни, склонивши взоры ниже,
    Какой мы поворот свершили дивный!»

79    Я опускаю очи вмиг и вижу,

    Что всю дугу мы протекли обратно,
    Что первый климат делает, — не ближе!

82    Я вижу путь Улиса святотатный

    И брег, где перед прочей ношей всякой
    Европа стала самою приятной.

85    Немного больше б я узрел однако,

    Но под моими солнце шло ногами
    Уж одного немного далей знака.

88    Влюбленный ум моей прекрасной Даме

    Вослед летел; в алчбе душа горела —
    Ее красой упиться вновь очами.

91    Когда природы иль искусства дело,

    В живом лице или в изображенье,
    Глазами душу изловить умело, —

94    То это все еще ничто в сравненье

    С сиянием ее улыбки милой,
    Божественной отрады отраженья!

97    Улыбкой той дарованная сила,

    С гнезда подъемля Леды, верховодно
    Меня к быстрейшей сфере устремила,

100    Которой так все части однородны,

    Что я сказать теперь не в состояньи,
    Куда меня ей было взнесть угодно.

103    Она ж, мое увидевши желанье,

    Рекла с такой улыбкой, что Всевышний
    Как бы сиял в ее ликовствованьи:

106    «Движения природа неподвижно

    В средине здесь источник свой имеет,
    Отсюда изливаясь сфере ближней.

109    Ни в чем другом то солнце пламенеет,

    Как в разуме божественном, откуда
    Любовь с движеньем, что любовь ту сеет.

112    Любовь и свет вокруг него отовсюду,

    Как этот круг вокруг всего — Единым
    Объят Творцом, Его созданья чудо.

115    Движенье то посредственным причинам

    Не подчиняется, но правит всеми,
    Как целое начальник половинам.

118    И можешь ты теперь понять, как время

    Свои пустило в этом небе корни,
    Меж сферами листву имея теми.

121    Что ж может быть презренней и позорней

    Алчбы той гнусной, жадности той гадкой,
    Влекущей вас к своей пучине черной?

124    Так воля расцветает в смертных кратко,

    Но превращают скоро в вашем свете
    Дожди в терновник, — плод сначала сладкий!

127    Невинность с верою хранят лишь дети:

    Чуть появился пух лишь у подбрадий,[115] —
    Уж добродетели исчезли эти!

130    Тот чуть лепечет — и томится в гладе,

    Не в силах будучи свою утробу
    Насытить всласть, разнузданности ради.

133    Иной младенцем любит мать — и злобу

    Такую к ней возросши ощущает,
    Что рад ее скорей приблизить к гробу!

136    Так дочь того, кто свет нам доставляет

    Пришедши, уходя же мрак оставит, —
    Лик белоснежный черным помрачает.

139    Чему ж дивиться? Кто землею правит?

    Затем то и ваш глаз так часто видит,
    Что род весь человеческий лукавит.

142    Но из зимы совсем январь не выйдет

    Виною небрегомой вами сотой,
    Как ход иной на эти круги снидет;

145    Фортуной, жданною с такой охотой

    Корма на место носа повернется,
    И прямо будет направленье флота,

148    И добрый плод за цветом разовьется!»