Божественное пламя

Философ обнаружил, что некоторые из его учеников несколько рассеянны после Дионисий, - такое даже в Афинах бывало, - но принц был спокоен, занимался усердно, этика и логика у него шли наилучшим образом. Правда, иногда его поведение объяснить трудно. Например - принёс в жертву Дионису чёрного козла, а отвечать на вопросы по этому поводу попросту отказался. Неужели философия до сих пор так и не избавила его от суеверий? Но - быть может - сама эта скрытность и есть признак серьёзной внутренней работы?...

Однажды друзья стояли, облокотившись на перила мостика, перекинутого через Ручей Нимф.

- Кажется, я умиротворил бога, - сказал Александр. - Как раз потому и смог тебе всё рассказать.

- А разве так не лучше?

- Лучше, конечно. Но сначала мне надо было самому всё это переварить, управиться. Понимаешь, Дионис на меня сердился, и злость его меня давила, пока я сам не перестал сердиться на него. Я когда всё обдумал, логически, понял, что нельзя так возмущаться матерью. Ну что она такого сделала? Убила?... Так отец тысячи поубивал... И мы с тобой тоже убивали... Убивали людей, которые не сделали нам ничего плохого, разве что на войне с нами встретились... А женщина - она не может вызвать своего врага на поединок, как можем мы. Она может отомстить только по-женски... Чем винить их за это лучше возблагодарить богов за то, что мы родились мужчинами.

- Да, - согласился Гефестион. - Поблагодарить стоит.

- Вот я и понял, что это был гнев Диониса: нельзя было его таинство осквернять. Ты знаешь, я ведь с самого раннего детства под его защитой был; но в последнее время больше жертв Гераклу приносил, чем ему. Ну а когда я ещё и подсматривать осмелился - вот тут он мне и показал. Правда, не убил меня, как Пентея в театре убивают, - всё-таки я под его защитой был, - но наказал больно. Мне бы ещё хуже досталось, если бы не ты. Ты был - как Пилад. Он ведь не оставил Ореста, далее когда на того Фурии накинулись.

- А как же иначе?

- Я тебе ещё больше скажу. Тa девушка... В общем, я думал, может на Дионисии я с ней... Но кто-то из богов меня охранил.

- Бог тебя охранил, потому что ты сам держался.

- Наверно. А всё получилось из-за того, что отец удержаться не смог. Ну хотя бы в своём собственном доме какие-то приличия соблюсти!... Он всегда такой был. И все это знают, повсюду... Люди, которые должны бы его уважать, - в бою он сильнее любого из них, - они же смеются над ним, за спиной. Я бы жить не смог, если бы знал, что обо мне так болтают. Если бы знал, что не в силах с собой совладать.

- Ну, о тебе никто никогда такого не скажет.

- Никогда не буду любить того, кого пришлось бы стыдиться. Это я знаю точно. - Он вдруг показал на прозрачную коричневую воду: - Глянь-ка, какие рыбки!... - Они свесили головы через перила, висок к виску; стайка рыбок метнулась к берегу, в тень... Александр вдруг выпрямился: - Великий Кир никогда не позволял женщине поработить себя.

- Да, даже самой прекрасной женщине Азии. Так в книге сказано.

Александр получил письма от обоих родителей. Их не слишком волновало, что он так неожиданно притих после Дионисий, хотя и мать и отец заметили при прощании его отстранённый, испытующий взгляд. Так, бывает, кто-то глядит из окна в высокой стене - а двери нет: не зайдёшь и не спросишь в чём дело. Но во время Дионисий многие мальчики менялись; было бы больше причин волноваться, если бы праздник не оставил никакого следа.

Отец писал, что афиняне шлют массу колонистов в греческие, прибрежные области Фракии, такие как Херсонес; но - из-за сокращения государственных субсидий - отказались содержать свой флот; а тот, оказавшись без средств, поневоле ударился в пиратство и предпринимает даже вылазки на сушу, как в гомеровские времена. Захватили и разграбили несколько македонских кораблей и поселений; и даже посла захватили, ехавшего выкупать пленных, пытали его и выторговали девять талантов за его жизнь.

Олимпия, странным образом, на этот раз была заодно с Филиппом; и писала почти о том же. Торговец с Эвбеи, Анаксин, поставлявший ей товары с юга, был схвачен в Афинах по приказу Демосфена, потому что в том доме, где он остановился, бывал Эсхин. Его пытали до тех пор, пока не признался, что он шпион Филиппа, - а потом казнили за это.

- Похоже, что скоро война, - заметил Филот.

- Уже война, - ответил Александр. - Вопрос только в том, где сражение главное будет. Разорить Афины было бы нечестиво - это всё равно что храм ограбить, - но рано или поздно нам придётся с ними дело иметь.

- Чего ради? - удивился калека Гарпал. Хоть они и друзья ему, не понимал он этих забияк вокруг. - Чем больше эти афиняне лают, тем виднее гнилые зубы!

- Не настолько эти зубы гнилые, чтобы их в тылу у себя оставлять, когда в Азию пойдём.

Война за греческие города в Азии уже не была миражом. Уже шла стратегическая подготовка: с каждым годом насыпь покорённых земель продвигалась всё ближе к Геллеспонту. Оставались последние препятствия - две крепости у пролива - Перинф и Византий. Если Филиппу удастся их взять, то у него будет только одна забота - обеспечить себе тыл.