— Септимус, не надо. Я не готова! — Который раз Спуриния смотрит ему в глаза так, от чего телом завладевает странная апатия. Септимус торопливо убрал руки с бедер женщины, мысли о которой не покидают его третий месяц. — Прости, может быть позже. — Накинув шерстяную палу (плащ), Спуриния вознамерилась покинуть палатку консула.
— Постой, что хочешь найти ты в лагере?
— Хочу навестить Мариуса. Он ведь еще не совсем здоров?
— Мариус! Здоров как бык! А что хромает, так это пустяк. Ведь это чудо, что Мариус выжил? Когда я увидел его разбитым в кровь, обнажившуюся на ноге кость, то решил, что навсегда потерял друга.
— Я молила Богов об этом чуде.
— Останься, я пошлю за Мариусом. Нам есть что обсудить. Сеноны рыщут вокруг как волки, но не атакуют лагерь. Я намерен взять Фельсину. Может, тогда они отважаться на сражение.
Спуриния в который раз подавила приступ раздражения: «О Туран! За что ты мучаешь меня. Мой сын не со мной, по ночам я мерзну на солдатском ложе. Этот Септимус может и не плохой человек, но его любовь мне неприятна. Почему Боги так жестоки? Алексиус, жив ли ты?». — Она смахнула скатывающуюся по щеке слезу, и все же решила настоять на своем. Выйти Спуриния не успела, в консульскую палатку вошел Мариус.
— Аве консул! — Мариус учтиво поклонился Спуринии и подал руку Септимусу.
— Аве друг мой! — Септимус вцепившись в предплечье Мариуса, подтянул легата к себе и обнял. Тот, морщась от боли, попытался выскользнуть из объятий Помпы, но не тут то было: Септимус, радуясь, что у Спуринии больше нет повода оставить его, не замечал, что причиняет Маркусу боль.
— Постой, не так сильно! Сеноны окружили лагерь.
— Неужели! Боги услышали меня! — Проревел Септимус, отпуская друга, — Холодает. Сеноны мерзнут по ночам! Давай выпьем за победу. — Септимус потянул Мариуса к столу. — Прихрамывая, Мастама не имея сил противиться, пошел за консулом.
— Оставь его! Ты груб! — Закричала Спуриния и выскочила из палатки.
Септимус, не понимая, чем вызвал гнев обожаемой Спуринии, ища поддержки у Мариуса, только руками развел.
— Никак не могу ей угодить, — пожаловался, — Вот только к тебе собиралась. Ты пришел, а она все равно ушла!
— Септимус! Да что с тобой? Сеноны вокруг, а ты брюзжишь как обиженный супруг.
— Боги услышали меня, пусть атакуют. — Септимус глотнул вина прямо из кувшина. Бордовыми струйками вино стекло по подбородку, оставив мокрые пятна на пенуле (мужской плащ).
Поставив кувшин на столик, Септимус стянул через голову накидку и покосился на доспехи. Проклятая женщина! Что она со мной делает? Я не хочу сражаться! Сплюнул на пол и закричал: «Первый манипул за ворота! Посмотрим, на что способны галлы. Командуй друг мой, я скоро буду».
Солдаты первой манипулы, маршируя, вышли за ворота лагеря. Галлы, увидев движение в стане противника, подняли невероятный шум. Манипул промаршировав шагов двадцать, остановился перед рвом. Ворота в крепость закрылись. Мариус, окинув взглядом затаившихся на стенах велитов, поднялся на башню у ворот.
Отряд галлов числом человек в пятьсот с гиканьем и воем бросился в атаку. Солдаты легиона, стоящего перед воротами прислушиваясь к воплям врагов, покрепче сжимали пилы.
Первый ряд манипула метнув дротики в атакующих галлов, встал на колено и прикрылся щитами. После броска из второго ряда, центр галлов просел, а фланги предприняли попытку спуститься в ров, где и нашли быструю смерть. Велиты в одно мгновение забросали отважных галлов легкими пилами.
Легионеры, не нарушая строя, атаковали оставшихся в живых галлов. Запела буцина, ворота открылись, и манипула за манипулой легион неспешно стал выходить из лагеря.
Со стороны войска сенонов стали слышны звуки карниксов. Теперь уже все галлы бежали к лагерю в атаку.
Первый легион Этрурии компактно выстроился справа от ворот и ожидал атаки галлов. Две манипулы второго стали слева. Галлы, увидев, что тусков там так мало, стали смещаться вправо, мешая друг другу.
Манипулы выдержали первый удар. Галлы завязли в плотном строю легионеров, мешая друг другу орудовать длинными мечами. А между тем выходящие из лагеря тусков солдаты вгрызались в плотную массу сенонов, прежде выкашивая изрядные бреши в толпе врагов дротиками.
Галльские вожди видя, что плотный строй тусков их отважным воинам сломать не удалось, призвали соплеменников атаковать стены. Мало помалу фронт галлов растягивался, сеноны под градом дротиков и стрел, летящих сверху, умирали во рву, но кое-где смогли развить успех и взойти на стены. Не встречая там сопротивления, они подавали знаки своим братьям по оружию и все больше галлов устремлялись туда, где как им казалось, ждет их добыча и слава.
В тот день около тридцати тысяч сенонов нашли свою смерть, попав в железные тиски между легионами Этрурии.
Десятки тысяч обессиленных мужчин, женщин и детей уже рабами шли в Арреций и дальше на юг Этрурии. Рим остро нуждался в новых рабах.