Божественное вмешательство

Разбив основные силы сенонов, Септимус Помпа без особых усилий взял Фельсину и, оставив там небольшей гарнизон, отправил легионы грабить мелкие оппидумы и селения галлов. Сам он вернулся в Арреций и, проводя дни в пиршествах, принимал послов от своих легатов, извещавших о добыче состоящей не только из галльского золота, но и прекрасного урожая этого года — пшеницы и ячменя.

За два месяца после разгрома галлов, сенонская галлия обезлюдела.

Ранним солнечным утром консул Этрурии Септимус Помпа по воле народа и указу Сената именуемый нынче «Fides» (что-то вроде доблести и благочестия, дарованных Богами) вышел из дома, пребывая в абсолютном состоянии счастья.

Толи морозная ночь или может, свет славы привели Спуринию на его ложе. Больше телом не овладевала странная апатия, кровь, разгоняемая ударами сердца, снова бурлила, даря ощущения силы.

Земля вокруг дома и терракотовые плитки на дорожке намокали от разогретого солнцем инея. Септимус потянулся, ловя струящееся от Божества тепло. Звон амуниции неприятно отразился в теле, Септимус открыл глаза и увидел солдат, поддерживающих на плечах окровавленного офицера. Бедняга еле переставлял ноги. Непонятная тревога обручем сковала грудь, Септимус побежал навствречу идущим к нему.

— Нумерий! Кто посмел? — В раненном офицере Септимус узнал Нумерия — трибуна в легионе Руфуса. — Что с Руфусом? Легион…

— Разбит. — Ответил Нумерий. Его лицо в корках засохшей крови производило ужасное впечатление, но сам Нумерий не был даже ранен. Он еле держался на ногах от усталости. А что до крови на его лице, скорее это была кровь павших в бою товарищей, а не врагов. — В двадцати милях от Мутины мы выбрали место для лагеря. Вскоре, увидели конных галлов. Руфус скомандовал боевое построение, легион построился. Галлы ушли. Мы стояли до полудня. И как только запели наши буцины, сигналя отбой, тысячи всадников сверкая на солнце броней, обрушились на нас. Легион не устоял. Мне показалась, что нас смели быстрее, чем клепсидра потеряла хотя бы каплю. Те, кто пережил удар этих грозных всадников, побежали. Я был в их числе. Мы наткнулись на пеших воинов, чьи доспехи тоже сверкали на солнце, а длинные хасты и высокие щиты не оставили нам ни единого шанса пробиться.

Я притворился мертвым. Эти грозные воины, пленив наших братьев, под звуки карниксов и барабанный бой ушли. А вечером пришли мародеры. Я, убив парочку, забрал их лошадь и скакал к тебе без отдыха.

— Алексиус! — Закричал Септимус, разрывая на себе палу.

— Успокойся брат, мертвые нам не смогут помочь! — Нумерий попытался остановить безумствующего друга, но, попав под взмах тяжелой руки консула, рухнул к его ногам.

Глава 20

— Мы снова собрались вместе спустя столько лет. — Септимус Помпа окинул взглядом друзей по контубернию. — Нас сплотила тогда не служба и не солдатская доля, а измена и как мы все считали, смерть нашего командира от руки негодяя и карьериста.

— Все так, Септимус, но я не помню тебя столь красноречивым, — отозвался Мариус Мастама, — Не темни, говори по существу, зачем ты отозвал из Галлии легионы и призвал нас на «совет»? Что значит твой намек об Алексиусе? Он жив?

— Он жив… Это его воины разгромили легион Руфуса. — Только Мамерк и Нумерий не улыбнулись, услышав утверждение Помпы. Мариус Мастама поднялся с места и, опираясь о край стола, заговорил с нескрываемым раздражением:

— Боги видят, ты видно выжил из ума от вина, что пьешь каждый день! Даже если Алексиус и выжил, то, как ему, всего лишь центуриону удалось собрать и вооружить армию с легкостью уничтожившую легион Этрурии? — Столь обидную речь Септимус выслушал спокойно. Снисходительная улыбка лишь скользнула по его губам и спряталась за маской добродушия.

— Да, я славлю Бахуса и пью лучшие кампанские вина, но если бы я выжил из ума, то не победил бы италиков и кампанцев и луканы не тряслись бы от страха, слыша мое имя. Вольски, сабины… а сеноны навеки изгнанные из Галлии только вчера! — Голос Септимуса уже гремел, эхом отзываясь в стенах атриума, — Спроси у отца, почему он доверил эту тайну мне, выжившему из ума, но скрыл ее от тебя? — Септимус бросил на стол монетку и та, прокатившись по самому краю, упала, столкнувшись с рукой Мариуса. — Смотри! Смотри внимательно! Он чеканит свой портрет на золоте! — Мариус лишь мельком взглянул на монетку и опустился на стул. — Молчишь? Когда то Этрурией правили цари, а наш Алексиус нынче у инсубров в царях! Богам ведомо как он смог провернуть это дело. Ведь Мариус Кезон не врал нам, когда говорил, что расправился с Алексиусом.

— А если поговорить с ним? Ведь он не станет сражаться с нами! Мы не враги Алексиусу! — Воскликнул Прокулус, нынче самый молодой трибун в Этрурии.

— Поговорим. Но кто вернет нам Руфуса и его легион?

— Руфус нарушил твой приказ и вторгся на землю бойев! — Подал голос Мариус, смирившийся и с ошеломительной новостью об Алексиусе и с тем, что отец не поведал ему о том, что счел возможным рассказать Септимусу.