Божественный лик Византии

Эта мысль была хрестоматийно выражена в одном акте Парижских епископов от 1143 г.: «Ведомо нам, что, согласно наказам Ветхого Завета и нынешнему закону церковному, над одними лишь королями и священниками совершается помазание священным миром. Подобает, следственно, чтобы те и другие, единственные из смертных, над кем миропомазание совершается, во главе народа Божьего стояли, блага мирские и духовные своим подданным доставляли, а также друг другу». Замечательно, что епископы признали за императором способность, как священникам, доставлять подданным духовные дары, – красноречивый текст. Государь, помазанный при вхождении во власть, становился новым человеком, человеком перерожденным. Как и при пострижении в монашество, он умирал для старой жизни и начинал новую жизнь после миропомазания[1344].

Так считалось на Западе, эту традицию в XIII веке заимствовал и Восток, хотя по вполне политическим мотивам. Желая подтвердить как минимум свое равенство с Латинскими императорами, сидевшими в захваченном крестоносцами Константинополе, Византийские цари, полвека вынужденно находившиеся в Никее, переняли этот обряд. Но для нас важно подчеркнуть в данном случае, что это таинство дополнительно акцентировало внимание на священстве царя, сакральном характере его власти. А поскольку миропомазание совершалось и над императрицей, ее статус, таким образом, также принимал священнические черты; и уж во всяком случае признавался священным[1345].

Как Христос неотделим от Своей Матери, так и император немыслим без императрицы. Без нее он считался почти ущербным, не вписывавшимся в этикет византийского двора. А поскольку в Византии формы церемоний и почитаний василевса имели органическую связь с самим царским статусом, как неотделимые от него сегменты, нарушение этикета прямо или косвенно бросало тень на священный сан императора. Что было, конечно, недопустимо, если не находилось удовлетворительных объяснений. В частности, император Василий II Болгаробойца (976—1025) не удосужился найти себе супругу – пребывая день и ночь в заботе о Римском государстве, он не нашел для этого времени. Но то, что обществом негласно разрешалось императору, известному своим самопожертвованием и великими подвигами, не допускалось для среднестатистического василевса. Однажды дошло до того, что царь Лев VI Мудрый был вынужден венчать августой, т.е. императрицей, свою малолетнюю дочь Анну от Зои Заутцы (сама супруга императора к тому времени уже скончалась, и он оставался вдовым), поскольку не мог устраивать царские приемы[1346].

А император св. Никифор I Фока (963—969), строгий аскет и любитель монашества, был вынужден вступить в брак с Феодорой – вдовой императора Романа II (959—963), поскольку, как убеждали его духовные наставники, царю неприлично быть одному[1347]. Хотя, конечно, эти слова легли на подготовленную почву – царь был влюблен во вдову еще ранее. Тем не менее для византийцев, обожавших внешние формы и глубоко чтившие традиции, были крайне необходимы правильные объяснения грядущих поступков.

Когда император Юстин II (565—574) объявил своим преемником Тиверия (574—582), константинопольцы посчитали, что царь без августы есть нечто несообразное. А поэтому немедленно потребовали представить им новую царицу. «Хотим видеть, хотим видеть августу римлян!» – ревели ипподромные партии. Как следствие, император Тиверий тут же приказал венчать на царство свою супругу Анастасию[1348].

Когда императоры оставались вдовцами, политическая элита и сами патриархи обычно настаивали на их новой женитьбе. Царь занимался мужчинами, а царица выступала представителем всех женщин Римской империи. Соответственно этому были организованы и дворцовые церемонии, где императрицам отводилась немалая роль.

В день Святой Пасхи, когда император принимал в храме Святой Софии высших сановников, императрица в этом же храме, на хорах, встречала их жен. В праздник Брумалий, который отмечался в ноябре, царица одаривала подарками придворных дам и приглашала их к себе в большие парадные залы. Подобно василевсу, василисса давала аудиенции, обеды, награждала отличившихся дам и вела светские беседы.

До нас дошло описание одного дипломатического приема, участницей которого стала святая равноапостольная княгиня Ольга (память 24 июля). 9 сентября 955 г. в ее честь был дан торжественный прием у императора Константина VII Порфирородного. Княгиню приняли с соблюдением всех правил церемониала: провели по многочисленным залам Большого дворца и ввели в великий триклиний Мангавры, где стояло чудо света – трон Соломона. Святую Ольгу принял вначале император, а затем и царица Елена – особая честь, которой удостаивался далеко не каждый иностранец.