Картинка сменилась другой. Вот Ольга приходит с работы. Дети виснут на ней, соскучившись. Резкий бабий окрик: «А ну в постели, по кроватям! Я кому сказала, дрянь! Марш отсюда!» Вот она шлепает младшего сына по губам за бранное слово. Он съеживается, в глазах испуг и боль. По губе медленно, тихой струйкой течет кровь, но он не плачет, с трудом сдерживая слезы: боится, что мать накажет сильнее. Вот она отвозит детей к бабушке с дедушкой, возвращается домой поздно, лениво потягиваясь и мурлыча, как кошка. В глазах усталое сытое выражение. Она поспешно идет в душ, моется, а потом быстро ложится спать, надев предварительно пижаму: «Извини, я так замоталась. Устала страшно». В очередной раз: «Извини, болит голова. Мигрени замучили», «Что-то пошаливает сердце», «Ах, давай в другой раз»… Звонки «по работе», вальяжные голоса мужчин… У первого сына астма. Сдали его на полгода в лесную школу. Приезжали не на каждые выходные – у Ольги не было сил, но зато были дела. У младшенького – синдром гиперактивности, надо заниматься больше разными предметами, воспитывать усидчивость и внимательность, водить в кружки… Какие кружки, секции? Нет времени. В голову стала закрадываться странная мечта – вернуть Асю. Любой ценой. Надо написать роман. Метафоричный, но такой, чтобы все срослось. Реализовать мечту на бумаге, оформить мысль в слова, облечь фантазию в плоть, тогда тонкие грани бытия визуализируются, переплетутся в нужном направлении и все получится. Обязательно получится. Но роман закручивался куда-то не туда. Откуда-то вылезли древние греки, галеры, боевые корабли. В амбразурах – пушки. На берегу дивный сад, в котором обитает дриада, фея его грез. Она пьет нектар, выращивает прекрасные цветы, у которых почему-то алчные и склизкие рты, сжирающие бабочек и насекомых, приклеивающие к своим лепесткам их тоненькие ножки и поглощающие заживо. Фея плачет. А рядом две греческие армии сшибаются в бою, пытаясь отвоевать прекрасную Елену. Та хохочет, глядя с крепостной стены, как умирают за нее герои, вспарывая друг другу животы. Елена поглощает теплые сердца падших, окровавленным ртом крича: «Еще! Еще!» Елену надо убить! Но дописать роман не было сил…
На работе полный швах – сокращение штатов. Ольга вне себя:
– Ты собираешься работать? По-твоему, я одна должна тянуть этот груз? Ничтожество. Ты не мужчина. Ты не способен ни на что. Что ты сделал? С работы гонят, музыкант ты тоже никудышный. Алкоголик чертов, все время пиво хлещешь, скоро будешь такой же, как твоя мамаша, которая в запое по этажам голая бегает!
– На маму не смей!
– А что ты сделаешь? Ударишь? Ну, давай бей! Чего от тебя еще ожидать!
– Ольга, что с нами случилось?
– А чего ты ждал? Посмотри на себя. Чего добился? Другие к этому времени уже устраиваются в жизни как следует, а ты? Все мечтаешь о великой карьере музыканта? Да тебя никто не возьмет. Бухнешь, потом тебя на сцену не поставишь в таком виде. Тебя даже друзья презирают!
– Заткнись, стерва! – В тот раз он просто разбил кулаком стекло в кухонной двери, сильно поранив руку. Замотав ее кое-как бинтом, тут же окрасившимся красным, пошел в травмпункт. Наложили несколько швов.
В другой раз Ольга довела до того, что он просто от греха подальше хлопнул дверью и ушел в ночь, прямо как был – в дорогом офисном костюме и с портфелем. Около метро познакомился с какими-то мужиками. Распили на троих. Добавили. Не хватило. Они уговорили поехать с ними на машине за деньгами. В темном переулке раздели, вытащили кошелек, а когда увидели, что денег нет, обозлились и избили. Распаляясь ненавистью алкогольного дурмана, пырнули ножом. Их спугнули чьи-то шаги. Повезло. Андрею удалось доползти до дома и вызвать «скорую», которая увезла пострадавшего в дежурную больницу. Перелом нескольких ребер, ключицы, вывихнута челюсть, сильные порезы от ножа на лице, груди, правой ноге. Ольга не навещала, и у Андрея стала закрадываться мысль, что это она наняла этих мужиков, чтобы убить мужа. Стало страшно, и он усердно гнал эту мысль, но она опять возвращалась. Приходили друзья, старались ободрить. Асе он ничего не сказал – было стыдно.