– Я старался постичь великую тайну смерти, – продолжил мужчина. Он уже не смотрел на ребят, а уставил глаза куда-то в потолок: видимо, так легче вспоминалось. – И вот однажды в какой-то статье вычитал: когда умирают близкие люди – близкие во всех смыслах, – их мозговая активность делается очень похожей. Это как настроенные на одну частоту радиоприемники… Я предположил, что при таких условиях возможен обмен биоэлектрическими импульсами, и то, что видно перед смертью одному человеку, будет видно и другому. Именно такой опыт я и решил поставить, но мне требовался доброволец. Родители мои к тому времени уже умерли, однако дядя – тот самый, который когда-то дал им добрый совет – был жив, хоть и тяжело болел: врачи давали ему не более двух лет – он продержался дольше на целых полгода… Я ему рассказал о своей задумке, и он согласился помочь мне. С тех пор, хоть мы и так жили душа в душу, он делился со мною всеми своими мыслями, всеми переживаниями, чтобы мы окончательно сроднились и мой эксперимент увенчался успехом. Наконец день, которого мы так долго ждали, настал: дядя простился с женой и друзьями и затем попросил, чтобы нас оставили наедине. Я сел на стул возле его кровати; дядя посмотрел на меня в последний раз, закрыл глаза и что-то прошептал – я не смог разобрать, что именно. Через десять минут началась агония. Тогда я поставил у изголовья аппарат, который сам сконструировал. Это был опытный образец, вы можете взглянуть на него: он сейчас стоит в комнате, у зеркала… К нему я подсоединил две пары электродов: одну укрепил на дядиной голове, другую – на своей собственной. А после этого я сделал то, о чем не предупреждал дядю, иначе бы он наотрез отказался мне помогать: вколол себе такую дозу дигоксина, чтобы очутиться на грани жизни и смерти. Сперва мне почудилось, что все вокруг окрасилось в какой-то желто-зеленый цвет, а потом передо мною появились вы… Я тогда толком даже не разглядел вас – перед глазами все было словно в тумане, но слышал, как вы окликали друг друга. Прежде я много раз наблюдал умирающих людей, и в смерти некоторых из них мне упорно чудилось что-то осмысленное, словно она была живым существом. Теперь всему нашлось объяснение… Однако требовалось еще убедить в этом прочих исследователей, сделать так, чтобы и они смогли подключиться к чужому сознанию и увидеть то же, что видел я. Для этого необходимо было усовершенствовать мой аппарат, а это стоило очень больших денег, и найти единомышленников, которые, подобно мне, готовы были бы рискнуть жизнью: ведь меня тогда едва откачали. Не перечислить, сколько порогов я обил, сколько звонков сделал… Но проку не было: некоторые считали, что я мошенник, другие – что сумасшедший, а один профессор вообще рассмеялся мне в лицо и заявил: при такой-то фантазии, молодой человек, вам следует сказки для детей сочинять, а не наукой заниматься. А я ведь и впрямь выдумывал о вас разные истории – сам для себя, только чтобы отвлечься: как вы дали одному человеку отсрочку на три дня, чтобы он успел примириться со своим давним врагом, как вы однажды поссорились, но быстро поняли, что жить не можете друг без друга… Но это было таким же пустым занятием, как и все, что я делал. Последнюю попытку я предпринял ровно месяц назад, и тогда же от меня ушла жена вместе с дочерью… – Ближе к концу своей речи мужчина уже начал заикаться, как бывает с нетрезвыми людьми, которым приходится много говорить, а едва произнеся последнее слово, отвернулся к стене, будто давая понять, что двое незваных гостей ему больше не интересны. Он еще не умолк, но теперь с его губ срывалось только глухое бормотание, в котором, пожалуй, и сам Бог не сумел бы ничего разобрать.
Тодик вздохнул и легонько коснулся руки стоявшего рядом товарища:
– Летим, Морти…
– Подождите, ребята! А как же?.. – Мальчик-хранитель встал перед чернокрылыми братьями и растерянно поглядел на них. – Ведь вы…
Тодик ласково взял его за плечи и тихо вымолвил:
– Прости! Но мы не знаем, о чем с ним говорить сейчас. Кроме того, я боюсь, не сделать бы хуже… Не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем!..