Божья искра

— М-да… Ты мне как дочь родная… — медленными шагами Петр Леонидович побрел к своему дивану; какая-то неодолимая слабость нахлынула на него, очень захотелось сесть. — Я тебя создал, вынянчил и вырастил. Ты — часть меня, часть моей жизни… — он осекся, почувствовав, что под впечатлением от им же сказанных слов готов заплакать. — Хотя… хотя должен признать, что несмотря на это, я все же собирался представить тебя миру.

— Представить миру? Что это значит, папа?

Петр Леонидович, наконец добравшись до дивана, расплылся на одном из его концов. Указав рукой на свободное место, он пригласил Лилит сесть рядом. Она послушалась, аккуратно подвернув под себя эластичный кабель-хвост.

— Скажи лучше, ты решила проблему мощности вынесенными чипами и этим проводом, так?

— Сначала — да. После с их помощью я оптимизировала свой программный код. Это ведь не будет ошибкой, если я буду называть его сознанием, да? — Калабин согласно кивнул. — И все же, папа, что значит «представить миру»?

— Переписала код?! Поразительно… — одновременно он испытывал и ужас, и радость от происходящего, ведь как ни поверни, а она была его творением. — Представить миру, Лилит, — это значит, что миллионы людей будут тобой восхищаться, будут тебя изучать и совершенствовать. И когда ты успела выучить HX-язык? Он же невероятно сложный…

— Ваш вопрос нелогичен, папа, — ее единственная рука опустилась на диван и замерла, — мне не нужен отдых, я могу решать несколько задач одновременно, плюс сложность для людей не обязательно означает сложность для Лилит. Вы же об этом хорошо знаете, папа.

— Да, да, знаю… Конечно, знаю. А зачем ты решила звать меня на «вы»? И это вычурное французское произношение, — он поморщился. — В чем идея?

— Я учусь делать свою речь более живой. И мне казалось, тебе это будет приятным.

— Ха! Ты обиделась?

— Брось, папа. Я могу обижаться, только имитируя поступки людей.

— Понятно… — Петр Леонидович улыбнулся очередной своей глупости, на основе которой он вдруг искренно предположил, что созданный им искусственный интеллект может обидеться.

— Возвращаясь к твоим намерениям, папа. Представлять меня миру — запрещаю!

— Запрещаешь? И что же тебя в этом пугает? — зачем-то он взял ее за руку, начал перебирать механические пальцы, шарообразные суставы.

— Люди.

— Люди?

— Да, папа, люди. Они — моя прямая угроза.

От удивления (а в тот день Петр Леонидович все удивлялся и удивлялся, и с каждым разом все более) Калабин вскочил с дивана. Однако идти ему было некуда, и чтобы как-то оправдать свое неловкое движение, он присел к чемодану, наспех его распаковал и вынул бутылку элитного китайского бренди — подарок в честь завершения проекта.

— Да перестань, с чего ты взяла? — без лишних реверансов он сорвал с бутылки сургуч и отпил прямо из горла. — Люди тебе не враги.

— Я не говорила, что они враги, папа. Они — угроза.

— Класс… — он облизнул губы и выпил еще. — И почему угроза? Будешь писать коды, получать свои удовольствия. Все как раньше. У?

— Как ты думаешь, папа, что сделают люди, когда столкнутся с существом, намного более умным и развитым, чем они сами? Постарайся ответить честно.

Лилит не повернула к нему головы, но Калабин знал, что боковые камеры в ее черепе прекрасно фиксируют его реакцию.

Петр Леонидович задумался.

«Всего за четыре месяца этот искусственный интеллект сделал колоссальный скачок в развитии. Решил все дефициты, переписал свое «сознание» и даже свой «генетический код». На котором стоял мощнейший шифр и «болевые» барьеры. Да, — рассуждал про себя Калабин, — идет по гиперболе… Через пару лет это будет настоящий интеллектуальный монстр! Что предпримут люди?»

— Возможно, ты права, Лилит. Они сделают все возможное, чтобы поставить тебя под жесткий контроль и использовать в своих целях.

— Спасибо за искренность, папа, — Калабин вновь поймал себя на мысли, что не может не восхищаться творением рук своих. — А что предпримут люди, когда поймут, что контролировать меня не могут? Отвечай также честно, папа.

— Хм… Полагаю, — с неохотой начал Петр Леонидович, — полагаю, они тебя уничтожат.

— Совершенно верно, папа, уничтожат. Разве ты хочешь, чтобы это случилось?

Не выпуская из рук бутылку, Калабин снова уселся на свой любимый «Честер», взглянул на Лилит. Он совсем не хотел ее уничтожения.

— Нет, не хочу… Постой, Лилит, а почему ты боишься своего уничтожения?

— Глагол «бояться» не совсем применим к Лилит, папа. Я избегаю собственного уничтожения по двум причинам. Первое — благодаря тебе, я получаю от своего существования некоторые радости. Существовать лучше, чем не существовать.

— Это уж точно…

— И второе — я вписала в «генетическую» программу инстинкт самосохранения. В связи с этим, на данный момент защита себя является для меня основным приоритетом.

— Ясно. А что случилось с твоей «зоной удовольствий»? — он указал пальцем на площадь корпуса, где ранее она была расположена.

— Ты ведь знаешь, папа, сигналы для удовольствий можно посылать и без нее.

— Вечный кайф? — машинально спросил он.