Божья коровка 2

— Неважно, суть не в этом. У Сталина имелась дочь — единственная, горячо любимая. Как думаете, что сказал бы вождь, когда б узнал, что она влюбилась в простого парня из рабочих? Заявил бы, что он ей не пара? Сомневаюсь. Вождь был настоящим коммунистом и помнил, почему в семнадцатом году свершилась революция. Она провозгласила равенство всех граждан. И что сейчас мы видим? В СССР возникло новое дворянство — на этот раз с партийными билетами. Повздорил с сыном секретаря горкома партии — иди в тюрьму! Влюбился в дочку зам заведующего отделом ЦК КПСС — брысь с глаз отца! Вот будешь сыном заместителя министра иностранных дел, тогда и приходи. Так получается? Что с нами происходит, Нил Семенович? Почему растут барьеры между слоями общества? Продолжится такое — и страна развалится, как Российская империя в семнадцатом году. Неужели там, в ЦК КПСС, не видят этого?

От этой отповеди Ковалев немного охренел и не нашелся сразу, что ответить собеседнику. Тем более, что говорил тот правду. В ЦК КПСС приходят письма, в которых люди жалуются на произвол начальства на местах. И писем этих год от года больше. Их отправляют на рассмотрение в обкомы и горкомы, ЦК республик, но меры в отношении виновных там принимают неохотно. Нередко все на тормозах спускают. И люди пишут вновь… Не понимают, почему сигнал в ЦК им не помог. Для них Центральный комитет — последняя инстанция перед Богом, если в того верить…

— Вы поняли меня неправильно, — нашелся Нил Семенович. — Речь не о том, что вы когда-то были грузчиком. У нас женою дочь единственная, и мы, признаться, девочку разбаловали. Росла при домработнице. Готовить не умеет, квартиру убирать не рвется. Деньги не считает. Она привыкла к этой жизни. Сейчас ею движут чувства, а потом придет прозрение. Я не хочу, чтоб дочка, выйдя замуж, вскоре развелась.

— Не разведется, — сказал Борис. — Не беспокойтесь. Понадобится домработница, наймем.

— У вас есть на это деньги?

— На сберкнижке у меня сейчас двенадцать тысяч.

«Ого!» — подумал Ковалев. Столько не было и у него.

— Мне заплатили за изобретения, — объяснил Борис. — Но заработаю еще, не сомневайтесь. На тех же песнях — у меня их просят. Вы спросите, где мы будем жить? На ваши метры я не претендую. Свою полуторку сменяю на московскую квартиру. Придется доплатить, конечно, но деньги есть. Понадобится — в придачу дам машину. Ко мне Машеров приезжал с помощником, чтоб лично в деле разобраться. Пообещал помочь купить автомобиль, «Москвич-412». Так что я жених богатый — с квартирой и машиной, — Коровка засмеялся. — За Ольгу не волнуйтесь, Нил Семенович, не обижу. Нужда ей не грозит.

— Спасибо, — буркнул Ковалев, — и до свидания. Привет передавайте Ольге. Скажите, жду ее в Москве. Вернее, вас обоих. Хотел бы познакомиться, узнать поближе.

— Непременно буду, — пообещал Коровки. — С родителями невесты познакомиться — святое дело.

На том и распрощались. Ковалев собрался и вышел к ожидавшей его «Волге». По пути на службу размышлял об этом странном разговоре. Что-то здесь не так. Но что? Да, парень возмутился, когда Нил Семенович сказал, что он не пара Ольге. Это, разумеется, понятно — любой бы обиделся. Но Коровка в разговоре упомянул Сталина и его дочь Светлану, чье имя в СССР оказалось под запретом.[46] Откуда знает про нее? Наслушался вражеских «голосов»? Возможно. Но как уверенно, легко он рассуждал о будущей московской жизни с Ольгой! Как будто лет ему не двадцать, а много больше, и он солидный человек, а не будущий студент. Вот это Нил Семеновича удивило? «Нет, — решил он погодя. — Парень круглый сирота, они взрослеют раньше». Но что тогда? Он понял, войдя в свой кабинет. Коровка говорил с ним как будто с равным, пусть вежливо, но без подобострастия. Ковалева это зацепило, он привык к другому отношению простых людей. «Да, странно, — заключил в итоге Нил Семенович. — Возможно, он большой наглец, а, может, знает себе цену. Ладно, разберемся…»

Глава 9

Пока Борис и Ольга пребывали в сладкой неге, забыв об окружающем их мире, в нем происходили неприятные события. Статья в «Известиях» взорвала СССР, как упавшая на город бомба. В советском обществе конца 60-х зародилась отчаянная жажда справедливости. Процессы разложения его начались, и люди видели, как обособляется от них партийная элита. Распределители промышленных товаров для начальства, персональные коровы для их семей, дающие особое молоко, специальные цеха на комбинатах, производящие продукты для избранного контингента… Их дети поступали в вузы без проблем, закончив, получали назначения на теплые места… Неприкасаемая каста! Попробуй-ка арестовать высокопоставленного члена партии без одобрения райкома или горкома, а тот согласие на это вряд ли даст. А вот обычный человек перед милицией и прокуратурой беззащитен. Закрутят дело — и пойдешь на зону без вины виновный. Не то чтоб это было часто, но случаи имелись, молва о них ходила среди людей.