Вокруг был свет, и Борис ощущал себя его частью. Неизъяснимое, никогда ранее не испытываемое им блаженство переполняло его. Бой, смерть, кровь, тревоги и надежды остались где-то вдалеке. Ему было необыкновенно хорошо, и он желал, чтобы это не кончалось. Так длилось долго, но сколько, он не знал. Свет уничтожил чувство времени. И вот внезапно он услыхал женский голос. Тот был тихим, но отчетливым, и звучал как будто в голове. Хотя головы у Бориса не имелось, как и прочих частей тела, о чем, впрочем, он нисколько не жалел.
— Ты обманул меня, солдат! — сказала женщина. — Я просила уберечь сыночка, а ты его убил.
— Не ропщи, — вмешался новый голос. Он звучал властно и непререкаемо. — Тот, кого ты попрекаешь, шел путем, который избран Творцом, и не свернул с него даже перед страхом смерти. Ты просила Господа дать сыну защитника, и Он внял молитве матери. Но судьба его отныне лишь в руце Господней. Не печалься, мать, ибо сын твой жив. Рано ему в Свет. Всевышний взял его сюда на время, дабы укрепился духом и был тверд в своем предназначении. Защитник отправляется назад.
«Не хочу! — хотел вскричать Борис. — Оставьте меня здесь. Тут хорошо…»
Но у него не получилось. Свет вдруг исчез, а вместе с ним — блаженство. На тело накатила боль — горячая и нестерпимая. Он застонал и открыл глаза.
… Над ним был беленый потолок с лампочкой, свисавшей на сером шнуре в центре. Она горела желтым светом. Борис повел глазами — шевелиться было больно. Большая комната, четыре койки, в стене напротив — дверь, выкрашенная белой краской. Похоже, что больничная палата. Он лежал на дальней левой койке, если посмотреть от входа. За головой, наверное, окно. Собравшись с силой, он приподнялся на локтях. Вернее, на одном — левая рука не подчинилась. В голове стрельнуло, грудь заныла, а левое плечо отозвалось жгучей болью — такой, что Борис едва не потерял сознание. Но удержался, закусив губу. Боль выносить ему не привыкать — не раз случалось в прошлом. Переждав, пока она утихнет, Борис, осторожно поворачивая голову, огляделся.
Да, не ошибся — больничная палата. У коек — тумбочки из дерева, покрашенные белой краской, посреди палаты — такой же белый стол. Под ним — четыре табуретки. Про цвет их говорить излишне — белые, конечно. На противоположной от Бориса койке лежит такой же пациент, накрытый одеялом — солдатским, шерстяным, с двумя черными поперечными полосами в ногах. Спит или без сознания. Две остальные койки не заняты и застелены.
Осторожно опустившись на постель, Борис занялся собой. Провел рукою по груди — забинтована. Плотно, широко. Пощупал голову — здесь тоже обнаружилась повязка. Забинтован лоб, над ним — причесанные волосы, чему Борис немного удивился. По устоявшейся традиции пограничники второго года службы коротко стригли затылок и виски, оставляя сверху длинную прическу. Надел фуражку или шапку, и начальство ничего не скажет — пострижен по уставу. Оно-то знало, но не придиралось. Как все, Борис зачесывал волосы назад. Здесь это кто-то сделал за него, что было странно. Левая рука оказалась загипсованной, что навевало грусть. Гипс означает перелом, в его случае — огнестрельный. Тяжелая, плохая рана…
Некоторое время он размышлял над тем, что видел до того, как его сознание возвратилось в тело. Это было все на самом деле или он словил галлюцинацию? Если лишь второе, остается пожалеть — ему там было хорошо, даже больше — просто замечательно. Если первое (а Борису что-то говорило — это так), остается догадаться, что хочет от него какой-то Творец? Хотя определение «какой-то» здесь излишне. Ясно, кто. В прошлом Николай-Борис как-то прочитал, что Бог каждому определяет его путь. Трудность состоит в том, чтобы понять его волю. Угадал и правильной тропой идешь, получишь помощь и благоволение. Если повернул на скользкую дорожку — огребешь люлей и воз проблем. Человек волен в собственных поступках — это тоже Бог решил. Вот и мучайся над выбором…