Размышлял Борис недолго — дверь в палату отворилась. Он успел закрыть глаза и притвориться спящим — неизвестно, впрочем, почему. Убивать его никто не собирался, равно как и мучить, но Борис, однако, затаился. По полу прошелестели легкие шаги, над ним кто-то наклонился и вздохнул. Чья-то ласковая рука осторожно погладила его по голове, а затем Борис услышал удаляющиеся шаги, звяканье металла и плеск воды. Осторожно приоткрыл глаза. Посреди палаты женщина в белом халате полоскала тряпку в оцинкованном ведре с надписью «пол» на боковой поверхности. Буквы, как нетрудно догадаться, были выведены белой краской. Санитарка — кто ж еще? — выкрутила тряпку, накинула ее на швабру и принялась мыть полы. Некоторое время Борис молча наблюдал за ней. Санитарка старательно делала свою работу — там, где не доставала швабра, снимала с нее тряпку, после, наклонившись иль присев, терла ею крашенные доски, ножки стола и табуреток. Добросовестная девушка. То, что санитарка молодая, Борис сразу догадался. Приталенный халат позволял разглядеть крепкую фигуру без наплывов жира на боках и животе. Волосы скрывала белая косынка, а под ней угадывался тяжелый узел кос, собранный на затылке. Не типичная для этого времени прическа. Тем временем санитарка, занимаясь своим делом, приблизилась к его кровати. Здесь, отставив швабру, стала протирать пол зажатой в руках тряпкой, а затем полезла с ней под койку, открыв взору наблюдателя обтянутый халатом аппетитный зад. Несмотря на мучившую его боль, Борис не удержался и, вытянув здоровую руку, коснулся его пальцами, в последний миг удержавшись от игривого шлепка по ягодице.
— Ой! — раздалось под кроватью. Зад попятился обратно и над койкой появилось круглое лицо с острым подбородком. Карие глаза, курносый носик и веснушки на щеках. Красавицей не назовешь, но Борису девушка понравилась. Когда не видишь женщин месяцами — жена начальника не в счет — любая станет милой.
— Привет, — сказал осипшим голосом Борис. — Как вас зовут?
— Вера, — прошептала санитарка.
— А меня — Борис.
— Я знаю, — девушка кивнула и вдруг вскочила с пола. — Очнулся! Пришел в себя!..
Радостно крича, она, как вихрь, стремительно вылетела из палаты. Борис проводил ее недоуменным взглядом. Ну, да, душа его вернулась в тело, но радости от этого он не ощущал. Боль, слегка затихшая с приходом санитарки, вновь вернулась и принялась его терзать.
За дверью раздались шаги, и в палату ввалилась целая толпа — мужчины, женщины в халатах и в белых шапочках на головах. Немолодой мужчина, шагавший первым, вытащил из-под стола один из табуретов и присел возле кровати. Прежде, чем он проделал это, Борис разглядел под обрезом белого халата синие форменные брюки с вшитыми в них тонкими зелеными лампасами. Военный медик.
— Ну, здравствуй, старшина, — улыбнулся доктор. — Очнулся?
— Так точно, — прошептал Борис. — Не знаю вашего звания, товарищ…
— Подполковник, — подсказал военный врач. — Но здесь я просто доктор. Как чувствуешь себя?
— Хреново, — не стал скрывать Борис. — Все болит. Едва терплю.
— Где конкретно?
— Вот здесь, — Борис коснулся лба. — Левая рука, еще в груди.
— Понятно, — врач кивнул. — А что ж ты хочешь, старшина? Три осколка. Один скользнул по лбу, сорвав там кожу, но череп не пробил. С этим повезло. С другими хуже. Второй сломал плечевую кость, отчасти раздробив ее ударом. Третий проник в грудную клетку, остановившись возле сердца. Еще чуть-чуть — и не спасли бы. Тебя доставили сюда едва живого, но операции мы все же сделали. Ты крепкий парень, старшина, хотя три дня лежал в беспамятстве. Ну, раз очнулся, будешь жить.
— Спасибо, — прошептал Борис.
— Пожалуйста, — врач снова улыбнулся.
— А что с рукой? Я смогу ей действовать, как прежде?
— Надеюсь, — врач пожал плечами. — Осколки кости мы убрали, концы соединили, их при этом подпилив. Зашили рану. Должна срастись нормально, но рука станет короче. Жить с этим можно, но вот в армии служить нельзя.
«Об аппарате Илизарова здесь пока не знают», — мысленно вздохнул Борис.
— Домой поедешь, старшина, весь в орденах, медалях, — продолжил подполковник. — Наслышаны о ваших подвигах, Хабаровск прямь гудит. Все девушки твои, — он подмигнул. — Или дома кто-то ждет? Невеста есть?
— Не успел до службы.
— Ну, значит, заведешь, — обнадежил врач и встал. — Пациенту — морфина гидрохлорид, двадцать миллиграмм, подкожно. Накормить и обиходить. Приступайте!
Борисом занялись. Для начала впрыснули шприцом в руку лекарство. Спустя короткое время боль притихла. Все та же Вера помогла ему справить малую нужду, подсунув утку. Бориса это не смутило, ее — тем более. По санитарке было видно, что ей не привыкать. Затем она куда-то убежала и пришла с подносом. Сгрузив на тумбочку тарелку с манной кашей и кружку с чаем, помогла Борису сесть повыше и начала его кормить. Есть пациенту не хотелось, но он прилежно поглощал вкладываемую ему в рот кашу, затем запил ее чуть теплым чаем. Вера взяла полотенце и вытерла ему рот.
— Конфет хотите? — предложила.
— А есть? — спросил Борис.
— Вся тумбочка забита, — улыбнулась Вера.
— Откуда?