Божий контингент

В столь универсальном растворителе, каковым является этиловый спирт, в считанные годы исчезли, разметавшись в прах, и деньги, и бизнес, и чуть позже – собственная квартирка, с трудом начелноченная Шуриком. Лиза ничем уже помочь не могла и не хотела – уговорив в свое время мужа взять под братово предпринимательство кредит в банке, теперь она еле убедила супруга проявить милосердие и отказаться от идеи "закатать твоего любимого Джегера в бетон". Двумя несущими опорными конструкциями, поддерживающими Сашкину жизнь, особенно когда он последние полгода перед рывком в Друлево обитал на запасных путях выборгского вокзала, оставались лишь бешеная жажда водки и необоримый, ни на секунду не слабеющий страх Читы.

 Теперь Шурика угнетали опасения, что подоспевшая скорая оставит брата дома, что ему сделают жаропонижаюший укол и продолжится для него, для Джегера, трезвая мученическая каторга, этакий очередной этап бесконечного в его жизни ЛТП.

 Но фельдшер со скорой диагностировал воспаление единственного легкого и ждал, когда Николая соберут в больницу. Сопровождать вызвалась Зинка – "На вас ни на кого надёжи нет!", – запихнув в освободившийся рюкзак Колины тапки, белье и несколько пачек с куревом, что принесли ребята из магазина, полезла в салон белой "буханки" с красным крестом. Лена, попрощавшись, забрала свой аппарат для измерения давления, пошла восвояси. Трое оставшихся Степановых стояли молча на выкошенном дворе, каждый думал о своем, провожая взглядом вздрагивающую на ухабах синеватую от наступивших сумерек "буханку". И уже когда силуэт машины поглотили еловые лапы разбитой лесной дороги, все трое, каждый о своем, облегченно вздохнули.

– Жаль, что выпить вы, наверно, не покупали… – аккуратненько, слабым, чуть дребезжащим голосом, грамотно уронив интонацию до полной обреченности, завел Джегер привычную шарманку. Для выражения пущей жалобности он придерживал пальцами бровь и морщился как бы от нестерпимой боли.

 Племянники переглянулись, и Славка, втягивая в хохот Пашку, заразительно заржал. Пугливая, несчастная улыбка "нальют – не нальют, верить – не верить" появилась и на лице дяди.

– А что, Паш, давай на троих? Неси, куда заныкал?

 И Пашка, странно взглянув на брата, помня уговор не наливать Джегеру и решив, наконец, что Славец что-то задумал, может какую шутку, может, он нальет в дядину стопку воды, и потом они поржут, нехотя согласился:

– Дава-ай.

 Но Славка ничего не задумывал – он устал, устал от марафона с харчами по шпалам, устал от отцовских запоев, от его пьяных истерик, от его похмельного недовольства, от всей этой полужизни, которую последнее время выстраивал вокруг себя полудышащий и сам полуживущий Николай Степанов. Славка хотел отдохнуть сам, хотел, чтобы отдохнул Пашка, да и Джегер тоже.

– Дядь Шурик! – крикнул он. – Жрать чё готовил сегодня? Тащи стопки, накрывай поляну!

 "Еще один Колёк!" – мрачно подумал Джегер, но предвкушение этилового счастья вытеснило секундный негатив.

 Когда сели втроем за стол, дядя и племянники, Славка вспомнил, как год назад в таком же составе Николай погнал их после первых ночных заморозков за подмерзшими опятами на делянку и, собирая с пней почерневшие шляпины, попутно они ставили петли на рябчиков. Научились Степанята изготавливать нехитрый самолов из подручных материалов у покойного Панчеса, во время недолгого батрачества в Заломаихе. Старый майор, обученный разным охотничьим премудростям еще своим дедом по материнской, местной приозерской линии, с детства знал и умел, как выжить и прокормиться в лесу, если вдруг постигнет несчастье потеряться и заплутать. Объяснял он мягко и доходчиво добытчицкую хитрость, и, словно слушая дедов голос, льющийся из закромов цепкой памяти, слово в слово и с той же интонацией повторял наставление.

– Все, как в удочке – нитка суровая вместо лесы, колышек вместо поплавка и петля вместо крючка…

 Панчес, вспоминая деда да себя мелкого, умилялся, уже и глаза влажнились, стыдно было перед ребятами, что готов заплакать, не хватало еще…

– Выбираем деревце молодое, чтоб ветка, как стрела, попрямей, погибче. Вяжем нитку к ветке, к самому верху, и тянем вниз…

 Славка слушает, Пашка лыбится.

 Панчес продолжал:

– Главное – дощечка. Кладем её на какой-нибудь сучок-обрубочек, чтоб как качели получились, и на тот край, что сверху, выкладываем ягоду, и петельку расправляем, вокруг брусничин этих иль рябинин кладем…