Читаем Божий мир полностью

Быстро взрослевший Иван открыто называл мать идеалисткой, спорил с ней и доказывал, что в борьбе за собственное благополучие – он почему-то не любил слова «счастье», стеснялся произносить его – можно хотя бы на минутку-другую пожертвовать принципами. Мать взыскательно смотрела на сына и зачастую отступала, похоже, не находя веских резонов против.

– Жизнь, сынок, всему научит, – случалось, обрывала она полемику.

Мало-мало устроилась совместная жизнь Галины и Марка Сергеевича. Но в его квартиру она так и не перебралась, как ни уговаривал, ни увещевал он. Жила на два дома. Марка Сергеевича приводила в свой изредка, по праздникам, а дети так и вообще ни разу не были в его квартире, хотя Иван порывался посмотреть, «как жирует советская номенклатура».


«Мать, уверен, поджидала чего-то иного в жизни – более важного, настоящего, возможно, – подумал сейчас Иван. – А может быть, отца ждала? Неизвестно. Она не любила откровенничать».

Марк Сергеевич на неё втихомолку обижался, но по-стариковски терпел. Задабривал свою странноватую сожительницу подношениями по случаю и без случая, поездками по югам и за рубеж, но Галина была неумолима. А так жили, можно сказать, просто прекрасно.

Наведывалась в гости Шура и бесхитростно очаровывалась:

– Ой, счастливая, ой, везучая ты, Галка! – И больше слов не находилось у неё.

И трогала своими огрубелыми руками дорогую мебель в квартире Марка Сергеевича, щупала ковры, поглаживала и встряхивала меховые шубы и шапки. Всегда уезжала от Галины с ворохом ношеной, но добротной одежды, с дефицитными в те времена колбасами и консервами.

* * *

Однажды Галина получила письмо. Оно пришло издалека, от начальника госпиталя. В письме сообщалось, что во время учений Данилу придавило перевернувшимся лафетом с орудием и что лежит он теперь в госпитале безногий и в состоянии помрачения рассудка. Гражданская жена отказывается забирать его, ссылаясь на то, что они не расписаны. «Какое будет Ваше решение, гражданка Перевезенцева?» – стоял вопрос в конце письма.

Странно, но словно бы все годы разлуки с Данилой ждала Галина вести, что ему требуется помощь именно от неё. И показалось тогда Ивану – что понеслась она за Данилой не раздумывая, не убиваясь, не кляня судьбу.

Детям сказала:

– Ждите с отцом.

Когда её подвели к больничной койке, она оторопела, хотя готова была увидеть обезножившего и безумного. Лежал перед ней заросший клочковатыми волосами мальчиковатый старик со слезящимися глазами.

– Дани-и-и-ила, – беспомощно протянула Галина ни вопросом, ни утверждением. Настороженно, но и с надеждой посмотрела на врача – молодого, но утомлённо ссутуленного мужчину.

Врач участливо подвигал бровями.

– Он самый, он самый. По документам – Данила Иванович Перевезенцев. Увы, более мы ничем помочь ему не можем. Надо забирать или определять в дом для инвалидов. Можем посодействовать…

Галина так взглянула на врача, что тот, будто ожёгся, невольно отпрянул, но тут же оправился и заторопился к другим больным.

Галина присела на корточки:

– Данилушка, узнал ли ты меня?

Но он не узнал её. Норовил высунуть из-под одеяла култышку: казалось, хотел, как ребёнок, похвастаться перед незнакомым человеком.

– Доберёмся до дому… тебе полегчает, вот увидишь… Там дети… Они уже большие… в университете учатся, сейчас у них сессия…

Он стихнул и сощурился на Галину, будто издали смотрел на неё.

– По этим глазам из миллионов признала бы тебя, Данила, хоть жизнь и изувечила тебя, – поглаживала она его худую слабую руку. Но он никак не отзывался.

Как добирались до Иркутска – никому никогда не рассказывала Галина. Только Шуре как-то обмолвилась:

– Думала, с ума сойду, не выдержу. Уж так люди хотят отгородиться от чужих бед, не заметить стороннего горя и беспомощности!

Родителей встретили окостенело-неподвижный Иван и заплакавшая Елена. Мать смогла им улыбнуться: мол, бывает и хуже, выше нос, молодежь!

Марк Сергеевич пришёл вечером, испуганно – но тщился выглядеть строгим – посмотрел на спавшего в супружеской постели Данилу, побритого, отмытого, порозовевшего и теперь точь-в-точь похожего на старичка-ребёнка. Марк Сергеевич пригласил Галину на кухню. Потирал свои крепкие волосатые руки, покачивался на носочках и длинно говорил, путано, околично, а потом набрал полную грудь воздуха и на одном дыхании предложил пристроить Данилу в дом для инвалидов или в психиатрическую лечебницу.

– Дорогая, не губи ты своей жизни! Ты так молода, красива, умна. Кто он тебе, зачем он тебе?..

– Как же я потом в глаза детям и внукам буду смотреть? Как же я жить дальше буду? Бросить человека в беде, отца моих детей? Вы что, чокнулись все?..

Марк Сергеевич ещё года два приходил к Галине, помогал по хозяйству, но всё же оставил свои старания и вскоре благополучно обзавёлся новой семьёй.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги