Божий мир

Задача буксовала, не продвигалась, будто была живой и упрямствовала. Илья томился; ему мерещилось секундами – засыпаю! Надо встряхнуться! Стал озираться. Взглянул на соседний ряд и увидел Аллу Долгих. Взялся набрасывать в тетрадке по математике её тоненькую белую шейку, рассеянные завитки волос. Позабылось, что он на уроке, позабылась бдительная Нина Семёновна, позабылись все эти никчемные страхи, и только искусство, и только девушка стали волновать его, живя душу и ум.

Красота Аллы Долгих не была такой, какая сразу задерживает мужской взгляд. Её краса была как бы скрытая, не для каждого ведаемая. Девушка обладала роскошной толстой косой, совершенно не модной в современной жизни. У неё был высокий выпуклый лоб, крупные грустные влажно-коровьи глаза. Тихая, неприметная, без лишних движений и слов девушка.

Илья совсем забросил задачу и увлечённо, отчего-то даже торопливо – не пресекли бы? успеть бы? – рисовал Аллу. Он сбоку отчётливо видел её нежный полупрофиль: розово светящееся ухо, прозрачную каштановую сеточку волос, белоснежный воротник кофты, косточку позвонка, эту не реально тонкую, какую-то беззащитную птичью шею. И в его душе стало просторно, но и тихо одновременно только потому, что он мог рисовать, творить, что вблизи находилась Алла, столь разительно отличавшаяся от Валентины Ивановны или Нины Семёновны и от девушек-одноклассниц, которые, полагал он, единственно и думают, как бы понравиться ребятам, пококетничать с ними, а ещё посплетничать любят.

Алла старательно решала задачу, тёрла пальцем лоб, зачем-то поднимала голову к потолку, прижмуривалась на доску, на которой были размашисто и броско начертаны условия. Но вдруг – какой-то, показалось Илье, вспышкой – она повернулась к Илье и открыто, улыбчиво взглянула в его глаза. Она совершила это действительно стремительно, вспышечно и настолько откровенно, словно бы весь урок и думала исключительно о том, чтобы посмотреть на своего друга, улыбнуться ему, а не решать эти скучные задачи. Илья оторопел, потерялся, поспешно перелистнул тетрадку и притворился, что пишет. Алла с ироничной изящностью повела губами, отвернулась и вписала последние цифры.

– Всё-с! – возвестила торжествующая и зачем-то даже вставшая на цыпочки Нина Семёновна. – Довольно, голубки́! Кто не успел – ставлю двоечку. С журналом пробегаю по рядам. Открывайте дневники!

В Панаеве вздрогнуло, похолодело. Но он покорно открыл дневник. Нина Семёновна прошла по всему классу, натренированно, заточенным взором проверила каждого ученика и оценила. Илье поставила двойку, однако он не столь жгуче и трагично огорчился, как ему совсем недавно представлялось.

Горласто протрещал, отчего-то передёргивая душу Ильи, звонок. Ученики повскакивали с мест, не слушая Нину Семёновну, бесполезно объяснявшую домашнее задание.

Алла встала, но несколько неловко – у неё упала под стол ручка. Девушка низко склонилась. Илья внезапно – снова вспышкой – увидел её ноги, слегка обнажившиеся из-под коротенького школьного платья. Ему почему-то стало трудно дышать, воздух, этот обычный комнатный воздух, будто бы опалил и в мгновение иссушил горло.

Алла изящным подхватывающим жестом подняла ручку, о чём-то весело пощебетала с соседкой по ряду. Горделивым полуоборотом взглянула на Панаева. «Что же ты сидишь? – робко-наступательно спросила она своими редкостными, влажно и ласково блестевшими глазами, поправляя на груди свою прекрасную косу. – Разве не видишь, какая у меня большущая сумку? Кто мне поможет?»

Илья, как сонный или оглоушенный, замедленно поднялся, его ноги слабила странная истома, а в голове непривычно и пугающе кружило. Направился к Алле, которая, досадливо покусывая губу, шла к выходу, оставив для него сумку. Липатов подмигнул Панаеву:

– Ну, чё, Илюха, тоже узрел? Знаю, знаю! Эх, клёвые, я тебе скажу, у неё ляжки!..

Илья учащённо и глупо моргал и не знал, что же и как ответить наглецу. Злой на себя, он стремительно вышел из кабинета, запинаясь и путаясь ногами. Коридоры бурлили, но Илья брёл и ничего ясно не видел перед собой. Он любил Аллу радостно и чисто; теперь же в его груди предприимчиво и напористо захватывало себе побольше уголков какое-то новое, неожиданное чувство, оно ширилось, крепло и звучало наперекор его воле и желанию.

Со склонённой головой Илья вошёл в кабинет биологии. Алла, дожидаясь друга, нетерпеливо оглядывалась на дверь.

3

Прозвенело – и опять, показалось Илье, что оглушительно, пугающе – к уроку, и Илья был рад, что не успел поговорить с Аллой: ему со страхом казалось – она непременно догадается, взглянув в его глаза своими удивительными умными глазами, о том, что его беспокоит и грызёт.

Вошла в кабинет, будто прокрадывалась, учительница биологии Марина Иннокентьевна, сухопарая, малорослая, как подросток или старушка, девушка, в прошлом году окончившая институт.

– Здравствуйте, ребята.

Но учителю никто не ответил, кроме двух-трёх учеников да Панаева Ильи, который в приветствии молча и, привычно для себя, почтительно нагнул голову. Ученики же вокруг шумели и резвились.

– Прошу садиться.