Брабантский мастер Иероним Босх

Всем своим видом новый человек словно изображал старую пословицу «Нищему и вору все впору». На него не обращали внимания – Француз, не переставая балагурить, вытрясал кошелек уже пятого горожанина, охочего до легких стюверов. А близорукий – или притворяющийся таким – между тем занялся подобным промыслом, только по другую сторону толпы зевак. И совершенно бесшумно. Ловко орудуя чем-то, зажатым между пальцев, – ни ножа, ни ножниц в его руке Йерун не разглядел, – он срезал пару кошельков, упрятал их за пазухой и исчез так же незаметно, как и появился.

– Дружок Француза, – кивнул в его сторону Петер. – Трясут простаков в четыре руки. Шуметь бесполезно – оба платят налог.

– Неужто в Брюгге узаконены воровство и обман? – удивился Йерун.

– А у вас в Босхе по-другому? – усмехнулся Петер. – Ну, в законах об этом, положим, ясно – о налогах для воров ни слова. Для них прописаны плеть, клеймо и прочая, и прочая, вплоть до виселицы. Но это для бедных и жадных. А кто поумнее да поудачливее, платит налог. Начальнику городской стражи. Он их за это не хватает и не тащит на правеж.

– А городской магистрат?

– В счастливом неведении. Не то начальнику стражи пришлось бы делиться. А значит, и Французу – раскошеливаться сильнее. И драть здесь глотку не только в базарный день!

Между тем Француз отставил стаканчики в сторону – теперь он снова развлекал толпу фокусами. Взяв монету, он уронил ее в глиняный кувшин, и тут же извлек ее через дно сосуда, просто проведя по нему ладонью. Потом, щелкнув пальцами, вытащил ту же монету из-за уха одного из зрителей. Потом снял шляпу, показал всем, что в ней пусто, – и после из шляпы, поставленной на стол, выпорхнул голубь. Люди хохотали и хлопали в ладоши, на стол и в шляпу сыпались монеты.

– Дядюшка Француз! – К столу через толпу протолкался взъерошенный круглолицый ребенок лет девяти. – Дядюшка Француз!

Мальчишка подошел к столу фокусника и задрал голову, ухватившись руками за край – столешница пришлась вровень с его носом. Фокусник остановился на середине прибаутки, уставившись на внезапного собеседника.

– Ты ведь настоящий чудодей, верно? – Ребенок смотрел в черные глаза фокусника, не отрываясь.

– А то как же! – весело подмигнул Француз.

– Вот! – Мальчик со звоном положил на стол монетку. – Продай мне фокус.

– Это какой же?

– Мой отец в море. Третий год ни слуху о нем. Пусть вернется!

Сделалось тихо. Француз опустил глаза и ненадолго замолчал. С него мгновенно сошел тот бесшабашный и нахальный вид, который был при нем с начала представления. Фокусник поднял со стола монетку и сунул ее назад в руку мальчишки.

– Это непростой фокус, – негромко произнес он. Теперь он говорил медленно, как будто с трудом подбирал слова. – Небыстрый. Я попробую. Расскажешь, как получится. Денег не нужно – я не беру с… с детей. Ну, ступай, ступай!

«Мастер, удали камень!»

Каждый день, проведенный в компании Петера в городе, приносил Йеруну все новые и новые образы людей. Вскоре он признал, что мастер Ян прав, и люди в своем пестром многообразии не уступают чудным созданиям, порожденным воображением, – нужно только приглядеться и запомнить, а после запечатлеть в самом ярком, самом необычном сюжете.

А необычного было хоть отбавляй. По каналам, соединяющим город с морем, приходили торговые суда, и тогда можно было увидеть моряков и купцов, нередко – чужеземцев. На улицах можно было встретить знатных сеньоров и дам – в Хертогенбосе высокородные господа оказывались нечасто. Встречались здесь и рыцари в сопровождении оруженосцев, и наемники-ландскнехты в пестрых, вызывающе ярких одеждах и беретах, изукрашенных перьями. Этим как будто было наплевать на законы, которые строго предписывали допустимые цвета и виды одежды для каждого сословия.

Здесь же можно было встретить иудеев – эти держались обособленно. Христиане посматривали на них с опаской и зачастую не скрывали неприязни. Иудеям без конца припоминали распятие римлянами Иисуса Христа, приписывали надругательства над Святыми Дарами, чернокнижие и даже питье человеческой крови, хотя свидетельств тому не находилось. Иудеи отвечали тем же. Их одежда и весь облик отличался от облика христиан – иноверцы носили длинные бороды и островерхие широкополые шляпы-юденхуты, вдобавок на их одежды нашивалась особенная желтая метка, позволявшая видеть иудея издалека. Впрочем, черты лица и особенный говор выдавали их лучше всяческих меток. Иудеи занимались торговлей и ростовщичеством, брались за любую кропотливую работу – среди них встречались мастера самых разных ремесел, от портных до ювелиров. К тому же иудеи слыли самыми искусными лекарями – поговаривали, что лекари-христиане тайком общаются с ними, перенимая опыт.

Хватало здесь торговцев и мастеровых, шутов и музыкантов самого разного, самого причудливого вида. Хватало и людей, нечистых на руку.