Брабантский мастер Иероним Босх

Ян часто отлучался из мастерской, работая у заказчиков. Ему особенно хорошо удавались стенные росписи и всевозможные орнаменты – он по праву гордился этим. К нему нередко обращались представители из городских церквей и даже монастырей, что располагались за городскими стенами, даром что в монашеской братии были собственные мастера живописи, и притом недурные. Ян брался за любую работу, будь то роспись в храме или в таверне. Всюду он приступал к делу на свой собственный лад – молчаливо и споро.

После смерти отца Ян начал пить больше обычного. Стоило ему выпить пару пинт крепкого пива, как угрюмец чудесным образом преображался. В подпитии он делался веселым и добродушным, горланил песни и радовался всему, что видел. До поры до времени это никого не удивляло и не беспокоило – во фламандских городах пиво лилось рекой во всякий день, кроме постных. Его подавали к обеду, более щедро – к ужину, после которого уже не нужно было приниматься за работу. Многочисленные пивовары могли бы считаться настоящими художниками своего дела. Если бы собрать вместе все сорта пива, какие варились в Хертогенбосе и Брюсселе, Генте и Антверпене, Брюгге и Бреде, их набралось бы не меньше, чем оттенков всех цветов на богатой палитре живописца. Непревзойденными мастерами пивоваренного дела считались монахи – у них напитки выходили самыми лучшими, а значит, самыми крепкими.

Ян успел познакомиться с их пивом, пока три месяца работал, восстанавливая старую фреску в монастыре. Монахи по достоинству оценили молчание и трудолюбие приглашенного мирянина. Помимо оговоренной платы, они наградили Яна бочонком своего пива – густого, темного и удивительно крепкого. Монахи уверяли, что рецепт этого напитка восходит к самому Гамбривиусу – легендарному королю древности, который изобрел само пивоваренное дело. «Однако будь осторожен, сын мой, – прощаясь, предостерег настоятель Яна. – Этот напиток благословен. Умный пьет в меру, а болван способен одолеть хоть бочку; но дольше живет тот, кто соблюдает умеренность».

– Я хорошо помню тот монастырский гостинец, – усмехнулся Йерун.

– Да, вы с Яном три дня не могли работать, – вздохнул Гуссен.

– Так ты тоже!

– И я, и все, кто был в мастерской! Но я пьянствовал с вами всего один день, – приосанился Гуссен. – Дольше мне бы не позволила Кейтилин.

– Но пиво было отменное!

– Да, то, что варят и пьют миряне, так не пьянит.

– Потому что у мирян есть другие радости.

– Например, жены.

– Гуссен, будь другом, не начинай свою старую песню!

Но каким бы благословенным ни было пиво, сваренное по рецепту короля Гамбривиуса, монастырский бочонок давно закончился, а Ян продолжал работать и исправно угощаться пивом везде, где живописцу подносили кружку. Гуссен и Йерун все чаще видели брата веселым, а точнее – навеселе. В Бургундии говорят: «Любитель вина беседует со стаканом, любитель пива – с соседом». По всему видно, Ян осознал это свойство пива в полной мере. Похоже, он сам тяготился собственным замкнутым нравом и решил, что его спасение в пиве. Увы, пиво оказалось для Яна хоть и веселым, но совсем недобрым попутчиком. Постепенно оно стало занимать среднего из братьев ван Акен все сильнее и сильнее, порой – без остатка. Уже несколько раз выходило так, что Ян выпивал с утра и не спускался в мастерскую, понемногу приходя в себя только к вечеру после очередной пары пинт.

– Нужно что-то делать, брат. – Гуссен выглядел мрачнее грозовой тучи. – С Яном творится неладное.

– Ты же всегда легко убеждал его? – Йерун хмурился не меньше брата. – Тебя, старшего, он слушает.

– Слушал, – поправил его Гуссен. – Теперь все реже.

– Внушение делать не пробовал? Ты, в конце концов, главный в мастерской!

– Розгами, что ли? Ты шутишь? – поднял брови Гуссен. – Он уже не ребенок, и дела его – не детские проказы! И потом, ты знаешь Яна. Такому упрямцу, как он, внушать бесполезно.

– Но ведь ты говорил с ним? Сам-то он что ответил?

– Ничего, что могло бы помочь. Ругается. На город, на мастерскую. Даже на меня. Менять ничего не предлагает, – вот что самое страшное.

– А храм? Молитвы, покаяние? Ведь пьянство – известный грех, Ян не первый, кто предался ему!

– Ай, Йерун! То-то монахи готовят самое крепкое пиво! А Ян не монах. Он, как выпьет, самого Сатану не боится. Что ему с тех молитв?

– К слову, где он?

– Работает. Таверна «Ab ovo»[9], что вблизи речного порта.

– Дыра, должно быть, – поморщился Йерун.

– Дыра не дыра, а картин заказали сразу четыре штуки. В речном порту, знаешь сам, кого только ни встретишь, там не только возчики да попрошайки собираются. Там и проезжие купцы при деньгах, а иной раз и знатные господа случаются. Пару раз даже посланцев самой герцогини заносило – и ничего, не жаловались. Стало быть, о посетителях хозяин заботится. И об убранстве своего заведения тоже.

– Давно он у них?

– Работает уже недели две, не меньше. С утра до вечера. Как завершать собрался, предупредил, что на ночлег останется, чтобы поработать подольше да закончить скорее.

– Значит, будет угощаться, – заключил Йерун. – Начнет там, продолжит здесь, дней так на семь-восемь.