Брачный вопрос ребром

– Стоп машина! Полный назад! – в подходящих морских терминах рявкнул мне в душу здравый смысл.

– Ледяной горою айсберг! Из тумана выплывает! – художественно вывел мой природный авантюризм.

Под аккомпанемент его пения я отпрянула, задним ходом сдала на межэтажную площадку и втиснулась в ее дальний угол, прикидывая, не уступить ли приближающемуся шкафу весь фарватер.

Не хотелось испортить антикварную мебель несуразной аппликацией моего раздавленного тельца.

Шкаф был красивый – темный, лаковый, резной, весь в затейливых деревянных финтифлюшках. На повороте он тускло блеснул стеклом и бронзой, после чего волшебство закончилось, развеянное матерным заклинанием:

– Твою-мою, куда прешь, дура баба! – грянул голос свыше.

К счастью, я не сразу поняла, что дура баба – это я. Меня отвлек таинственный скрип, с которым из недр благородного шкафа медленно и величаво, но с явным намерением пошло грохнуться на ступеньки, выехал длинный ящичек. Я вовремя подскочила, подхватила ящичек уже на лету и была вознаграждена за это повышением оценки:

– Молодца девка! – одобрительно провозгласил голос свыше.

После чего отнюдь не комплиментами был щедро одарен какой-то Васька, у которого вовсе нет мозгов, а руки растут из того самого места, где у меня, например, прячется шило.

Развернутыми пассажами в строгий укор безмозглому Ваське были поставлены медлительность, невнимательность, несоблюдение техники безопасности и неумение правильно использовать липкую ленту. Я с интересом прослушала этот гневный монолог, почерпнув из него сведения, которые мне обязательно пригодятся, если я надумаю писать статью о тонкостях непростого ремесла мебельного грузчика.

Потом предположительно Васька, невидимый за громоздким шкафом, сделал пару смелых рацпредложений по нетипичному использованию ранее упомянутой липкой ленты, настойчиво порекомендовав предыдущему оратору намотать ее себе на и засунуть ее себе же в.

После этого мы с моей совестью решили, что наша Люся еще недостаточно взрослая для таких эротических откровений, и с ящиком в обнимку я ретировалась во двор, ловко перепрыгнув через невозмутимую ковровидную кошку, относительно которой у меня возникло мимолетное подозрение – а не дохлая ли она?

Полминуты спустя это подозрение бесследно исчезло – вместе со стаей голубей, которые умчались ввысь с первыми звуками дикого кошачьего вопля, и самой кошкой. Она вылетела со двора с гневным мявом, который я трактовала как непереводимый кошачий фольклор.

Потом во двор, качаясь, выплыл шкаф, влекомый двумя злыми потными мужиками.

– А ну, вертай ящик взад! – грубо рявкнул мне один из них.

– В чей? – ехидно спросила я, и над моей головой колокольчиком зазвенел заливистый смех.

Я подняла голову и под красным баннером с сообщением о продаже увидела сияющую детскую мордаху в обрамлении шевелюры цвета медной обмотки аккумулятора.

Я вспомнила, что такой же яркий колер имели кудри Ираиды Агафоновны, и проницательно спросила:

– Эй, ребенок, ты, случайно, не из восьмой квартиры?

– А зачем вам восьмая квартира? – вмиг перестав смеяться, с подозрением спросил ребенок.

По одной голове в буйных рыжих кудрях я никак не могла определить его пол.

– Вообще-то мне не квартира нужна, а ее хозяйка, – объяснила я. – Ираида Агафоновна Фунтикова. Я к ней пришла.

– Ма-а-а! – продолжая глазеть на меня, воззвал совершенно точно не ко мне чей-то рыжий ребенок.

– Ну, что еще?! – донесся из глубины квартиры крайне взвинченный женский голос.

Судя по тону, его обладательница выдержала уже с полдюжины раундов передачи «Что? Где? Когда?», в одиночку расщелкав мешок заковыристых вопросов.

Рыжая детская голова исчезла, словно ее выдернули из окна, как морковку с грядки, и через несколько минут возникла снова уже в женском варианте.

– Бабушка Рая умерла, – уведомила меня сердитая родительница рыжего чада. – А вы чего хотели-то? Если она у вас деньги занимала, то не повезло вам, мы за ее долги не отвечаем. Мало ли каких дел полоумная старуха натворить могла, мы абсолютно не в курсе и совершенно ни при чем.

– Нет, совсем наоборот! – Я моментально определилась с тактикой. – Это я у Ираиды Агафоновны как-то деньги занимала, вот, хотела отдать, но раз уже некому…

– Ну как же – некому, а семья? Я вот ее внучка родная, например, Таня меня зовут, – женщина сменила тон и взбила рыжие локоны, как будто это должно было усилить фамильное сходство. – Да вы не стойте там, поднимайтесь в квартиру!

– Да тут же люди работают, неловко мешать, – замялась я, покосившись на грузчиков.

Те курили, стоя под сенью шкафа с таким недобрым видом, словно окурки предполагалось не затоптать, а прицельно метнуть в предмет мебели, полив их сверху бензинчиком. На лицах курильщиков большими удобочитаемыми буквами, легко складывающимися в короткие емкие слова, читалось все, что они думают о крупногабаритном антиквариате.

– Ничего, люди пока передохнут, им еще пианино выносить, – отнюдь не подбодрила удрученных перспективами грузчиков рыжеволосая хозяйка.