Брачный вопрос ребром

– Ну уж нет, в квартиру полицейского мы не полезем! – решительно объявила женщина. – Полицейский – это не журналисточка, нам это с рук не сойдет.

– Я передумал, делай глазок! – мой здравый смысл переменил решение прежде, чем до меня дошел смысл услышанного. – Только потихоньку, не долби, как дятел, а просто попытайся раздвинуть доски.

Я без споров и уточнений метнулась в глубь сарая, подобрала с пола большой ржавый гвоздь фасона «Мечта корабела», вернулась с ним к двери и присмотрелась к ней, прикидывая, где лучше сделать глазок.

И в этот момент потревоженная куча хлама за моей спиной перешла из состояния относительной упорядоченности в состояние первобытного хаоса, шумно, с многоступенчатым грохотом и звоном, обрушившись на пол. Там, внутри кучи, еще, оказывается, то ли гитара была, то ли арфа, так вот она исполнила целую скорбную песню в два куплета.

В общем, когда в сараюшке наконец воцарилась тишина, совершенствовать дверь, делая в ней глазок, уже не имело смысла. Те двое, что переговаривались за порогом, испарились.

– Пожалуй, не стоит тебе выходить через дверь, – сказал мой здравый смысл. – Говоришь, ты пролезешь в окошко?

Вместо ответа я молча подтащила к упомянутому отверстию колченогое кресло, на его ручки положила фанерную дверцу и с этого ненадежного постамента ушла в окошко. Удачно свалилась в упругий самшитовый куст, при ближайшем рассмотрении оказавшийся частью зеленой изгороди, отделяющей двор дома номер тридцать от соседнего, и проломилась на сопредельную территорию, напугав женщину, караулящую резвящегося на детской площадке ребенка.

Я не придумала, как объяснить мой эффектный выход из кустов, поэтому просто сказала:

– Пардон, мадам! – и через двор удалилась на улицу.

Надеясь, что те двое, чей разговор я подслушала, сидя в сарайчике, еще не ушли далеко, я снова направилась к тридцатому номеру, но по пути встретила только мебельный фургон. Он удалялся от дома рыжей Тани, веско погромыхивая содержимым кузова. Боюсь, что шкаф в борьбе за свободу и независимость потерял свою целостность…

– А теперь давай где-нибудь присядем и переварим полученную информацию, – потребовал здравый смысл.

Я присела за столик первого попавшегося уличного кафе и для лучшего переваривания взяла к информации кофе.

Итак, что я узнала?

Оказывается, бабулина лучшая подруга почти год хранила у себя письмо, написанное Ба Зиной и предназначавшееся мне. Судя по тексту этого письма, оно должно было попасть ко мне в случае, если я не выполню какие-то наказы бабули. Она отвела на их исполнение определенное время и установила контрольный срок, который, возможно, еще не истек, потому что письмо отправила не Ираида, а ее потомок Женька, спасибо этому доброму мальчику или доброй девочке.

– Хотя Ираида могла просто забыть это сделать вовремя, ведь ее внучка сказала, что бабка была не в себе, – напомнил здравый смысл. – И вообще ты не о том сейчас думаешь. Давай-ка об этой паре под дверью!

– Пара под дверью – женщина и мужчина, – я послушно сменила тему. – Судя по голосам – люди немолодые, судя по тексту – незаконопослушные. Есть предположение, что они имели намерение проникнуть в квартиру Ираиды…

– И что они уже проникали в твою квартиру! – перебил меня внутренний голос. – Ведь ты же поняла, я надеюсь, о какой журналисточке они говорили?

– Поняла. – Я кивнула, как будто разговаривала с реальным собеседником. – А ты понял, что это означает?

– Они что-то ищут, – уверенно ответил здравый смысл. – Что-то такое, что ты могла спрятать не только в вашем с Петриком жилище, но и в каком-то другом надежном месте.

– А какие надежные места могут быть у девушки, живущей на съемной квартире? – подхватила я. – Только квартиры родственников, друзей и друзей родственников! Родни у меня, считай, нет, с двоюродным дедом Павлом и его потомками я не контактирую. Друзей тоже нет, одни коллеги по работе и так себе приятели. А вот Ираида Агафоновна вполне попадала под определение «друзья родных»!

– Значит, можно предположить, что эти двое – загадочные мужчина и женщина – охотятся за скифским золотом, которое ты якобы украла, – продолжил здравый смысл.

– Трое! – поправила я. – Упоминался ведь еще некий «твой идиот» – вероятно, муж или сын женщины в панаме. Он что-то сделал не так, и это все осложнило.

– Из того, что было сделано «не так», первым в голову приходит неудача покушавшегося на тебя в пещере, – подсказал здравый смысл. – И это укрепляет предположение, что покушавшимся на тебя был один из мужчин, участвовавших в пресс-туре, ведь про женщину было бы сказано «твоя идиотка», а не «твой идиот».

– Логично, но ничего нам не дает, – вздохнула я.

К мужикам, участвовавшим в пресс-туре, я в Молдове особо не приглядывалась, а теперь и не могла приглядеться, потому что была далеко и даже контактами их не располагала. В непосредственном доступе у меня был только Караваев, а мне почему-то очень не хотелось думать, что неизвестная подозрительная женщина имеет на него какое-то право собственности.