Брачный вопрос ребром

– Отличный план! – одобрил мой природный авантюризм. – Эмма, Петрик, вы прячетесь под столом! Караваев, ты в засаду за дерево, оно достаточно толстое, чтобы ты за ним поместился…

– Но я не толстый! – тихо, но гневно возроптал засадный полк.

– Да не толстый ты, у тебя плечи широкие! За дерево, я сказала!

– Ладно, не шипи, я за дерево. А ты?

– А я…

Я искательно огляделась.

– Кто знает, где моя авоська?

– Какая еще авоська? – недовольно поинтересовался Петрик из-под стола.

Еще бы, он так долго учил меня придирчиво подходить к подбору аксессуаров…

– О, это страшная вещь! – ответил ему Эмма, тоже забираясь под стол. – Люся лупит ею врагов, бац по маковке – и голова совсем пустая…

– Без мозгов?!

– Без памяти!

– Разговорчики под столом! – тихо рыкнула я. – Нашли время трепаться! Я спрашиваю, где моя авоська? Ну, та, красная?

– От крови?!

– Петрик, я тебя убью, молчи уже!

– Люся, сама уже молчи, все давно на позициях, одна ты стоишь посреди поля, как сторожевой суслик! – высунулся из-за дерева Караваев.

– Сам суслик! Спрячься уже! Высовываешься постоянно, я то и дело тебя вижу то в профиль, то в фас!

– Р-р-р-гау! – Из окопчика под жасмином вылетела рыжая ракета типа «земля – забор».

Мы забыли про Брэда Питта!

– Зря ты, Люсенька, сказала это слово, – высунув из-под стола ухо, дополнительно оттопыренное ладонью, меланхолично сообщил мне Эмма.

– Какое?

– Фас!

Хруст сминаемой зелени и треск ломаемого штакетника сменился разноголосыми воплями. Орали на три голоса – один женский, один мужской и один собачий. Поначалу громкие, голоса делались все тише, как будто кто-то методично прикручивал верньер приемника.

– Все, отбой воздушной тревоги, – покидая укрытие за деревом, скомандовал Караваев. – Спецоперация провалилась, подозреваемые скрылись с места возможного преступления. Хреновый, Люся, из тебя Кутузов.

Я подошла к дереву, покинутому Караваевым, и несколько раз аккуратно стукнулась лбом о ствол.

– Это она так раскаивается или ищет замену авоське, разбивающей головы? – спросил Эмма.

Тихо спросил, но я услышала и горько засмеялась:

– Давайте, шутите, издевайтесь, клеймите позором бедную девушку, волей суровой судьбы оказавшуюся в трудных обстоятельствах!

– У-у-у, Люся идет вразнос! – протянул Петрик и хлопнул в ладоши. – Так, мужчины, быстро оставили нас, нам с подруженькой нужно выплакаться и поговорить о своем, о женском, так что пошли вон и, чур, не подслушивать!

– А они бу-у-удут подслу-у-ушивать! – уже подвывая, нажаловалась я.

– А кто будет подслушивать, к тому я ночью приду и-и-и…

Вжух! Сразу две живые ракеты со свистом унеслись прочь, в наступающую ночь.

– …и намажу лицо зубной пастой! – зловеще договорил Петрик, повышая голос. – А вы что подумали? Кстати, Караваев, у тебя макияж вокруг глаза размазался, ты в курсе?!

– Э-это у него не макияж. – Я уже хихикала. – Это я ему в глаз зеленкой плеснула, а она старая, бабушкина, хорошо настоявшаяся, фиг отмоешь.

– Это ты хорошо придумала, подруга. – Петрик усадил меня на лавочку, сел рядом и обнял меня за плечи. – Начать отношения с того, чтобы дать мужику в глаз, – это смело, свежо и оригинально!

Вот за что я люблю Петрика, так это за то, что он лучший в мире женский психотерапевт.

Уже через пару минут мы с ним рыдали исключительно от смеха.

В полукилометре от именьица, тревожно оглядываясь на оставшиеся позади дачные участки, брели по проселку безвинно пострадавшие женщина из трудовой инспекции и мужчина из миграционной службы. Потирая разные места и прихрамывая, они клялись друг другу и безразличному звездному небу, что уйдут с этой работы к чертовой бабушке.

Поздним вечером того же дня хлебобулочный император Писарчук-старший гонял ремнем по дому великовозрастного сына, матерно ссылаясь на соответствующее поручение, поступившее из целого ряда серьезных служб и ведомств.

Ловко уворачиваясь и быстро улепетывая, наследник империи сокрушенно думал о том, что старик-то уже совсем плох – медлителен, близорук и недальновиден, но ничего, молодая поросль не согнется и однажды покажет себя в полный рост.

– А ведь ты мне так и не объяснила, почему сбежала из Молдовы, – напомнил мне Петрик, когда мы с ним прорыдались, отсмеялись и мирно дожевывали шоколадные батончики.

– А, это потому, что меня там пытались убить, – легко ответила я.

– Когда? Как? А я где был?! – заволновался Петрик.

– А ты приценивался к иконке своих покровителей.

– Не понял! Тебя пытались убить прямо в скальном монастыре?! – Петрик хлопнул по коленкам. – Вот люди, а? Ничего святого!

– То есть если бы меня убивали в другом месте, это было бы менее возмутительно? – съязвила я.

– Это было бы более понятно, – вывернулся дружище. – Не думаю, что ты нервировала и доставала кого-то в монастыре, тогда как в обычной жизни…

– Петя! Ты, мой лучший друг, хочешь сказать, что я заслуживаю того, чтобы меня убили?! Взяли за руку в кромешном мраке, коварно увлекли в пропасть и демонически хохотали, слушая доносящийся из бездны затихающий вопль?! – в воспитательных целях я несколько драматизировала. – По-твоему, я именно этого заслуживаю?