Брачный вопрос ребром

– Если это был не настоящий скифский акинак, понятно, почему убийца оставил его в трупе, – первым высказался мой авантюризм. – Кому нужна подделка?

– Кто-то же ее сделал, – напомнила я. – Значит, кому-то она была нужна.

– Музейщикам свойственно делать копии ценных экспонатов, – напомнил мой здравый смысл.

– Используя дешевый сплав вместо золота? – не поверила я. – Хотя это объясняет, почему музей вообще согласился временно передать артефакты в телекомпанию: раз то были не артефакты, рисковать ими было не страшно. Хотя это не объясняет, почему их заботливо положили в сейф. И почему потом украли из сейфа.

– В общем, понятно, что ничего не понятно, – подытожил мой здравый смысл. – Одно могу сказать точно: за кражу подделок тебе дадут на пару лет меньше, так что это, пожалуй, хорошая новость.

На том и порешили.

Я вернулась во двор. Потянув носом, поморщилась: свежеокрашенная дверь сортира своим мощным амбре полностью перебила тонкий запах цветочков.

– Ну, чего ты хмуришься, Люся? – окликнул меня из-за обеденно-компьютерного стола Караваев. – Ни в одной из множества публикаций об убийстве Антипова нет ни слова о тебе, это же хорошо?

– Неплохо, – согласилась я. – Однако это вовсе не значит, что я вне подозрений. Следствие же не в прямом эфире идет, и не вся информация попадает к журналистам.

– Надо подумать, у кого можно узнать тайны следствия. – Караваев кивнул и что-то деловито записал в блокнотик, пристроенный рядом с ноутбуком.

– Но как?!

– Ну, Люся! – Он посмотрел на меня укоризненно. – Сотрудники следственных органов – тоже люди! У них есть подруги, жены, дети, и все они любят ездить в отпуск в хорошие отели и интересные туры, а кто им в этом активно помогает?

– Я поняла, твое турагентство, – кивнула я. – Хотя по-прежнему не понимаю, как это поможет нам разжиться закрытой служебной информацией.

– Ах, знала бы ты, сколько такого закрытого служебного мужья выбалтывают своим женам, которым отчаянно не хватает общения, отчего они откровенничают с парикмахершами, маникюршами и агентами, подбирающими для них лучший тур! – Караваев сначала закатил глаза, потом махнул на меня рукой. – Короче, не бери в голову. У меня есть свои профессиональные секреты, и я не намерен ими делиться.

– Ага, ты же не жена сотрудника следственных органов, – съязвила я.

– Люся! Я же просил никогда больше не ставить под сомнение мою сексуальную ориентацию! – возмутился Караваев.

Я не успела ему ответить.

– Ой, что я слышу и что я вижу! – донеслось от калитки. – Какие люди, какие интересные темы! Ну, здравствуйте, здравствуйте, мои бусинки!

Караваев поперхнулся невысказанным и пригнулся, спрятавшись за ноутбуком.

Я обернулась и увидела за оградой Петрика.

Не рискуя оцарапать руки, он ждал, пока увитую колючей зеленью калитку откроет ему кто-нибудь другой, и солнечно улыбался.

– Петя! – Я кинулась навстречу другу, и мы сумели аккуратно обняться поверх калитки. – Заходи, заходи, мы тебя ждали!

– Правда? – Петрик поправил кудряшку и кокетливо стрельнул глазом в Караваева, но попал в яблочко на серебристой крышке.

Я посмотрела ниже и по длинной волне в кустах догадалась, что Караваев в низком приседе удирает за хату, в качестве укрытия явно более надежную, чем ноутбук. Судя по тому, как цепко прищурился и хищно улыбнулся Петрик, он тоже это понял и не планировал оставить без внимания, но тут Караваеву повезло: из домика выступил Эмма.

– Ой, здрасьте! – сказал он, воззрившись на Петрика с детским любопытством.

Оно того стоило. В Молдове мой друг разжился полотняной рубахой с богатой вышивкой в этническом стиле, и она очень интересно смотрелась в сочетании с дырявыми джинсами и розовой замшевой курткой-косухой. Вместо ремня в петельки на поясе джинсов было продето длинное ожерелье-монисто.

– У вас там настоящее серебро? – заинтересовался Эмма, для пущей понятности вопроса потыкав пальчиком в нужном направлении.

– Милый, у меня там настоящее золото! – игриво двинул бедрами Петрик.

– Петя, он спрашивает про ожерелье, – хихикнула я.

– Ожерелье серебряное, – подтвердил мой друг. – А это кто у нас тут такой хорошенький?

– Меня зовут Эммануил, – представился хорошенький. – Можно просто Эмма.

– Да ла-а-адно! Какое дивное имя! – Петрик расцвел, как вьюнок под солнцем.

– Не обольщайся, оно ненастоящее, – осадила я его, чтобы не раскатывал губу. – Эммануил у нас невинная жертва амнезии…

– Авоськи, – излишне дотошно уточнила жертва.

– Неважно, короче, он забыл свое настоящее имя, и мы назвали его по-своему.

– Мы? – Петрик выразительно огляделся, давая понять, что ничто не забыто и никто не забыт.

– Караваев, выходи уже, – досадливо потребовала я. – Не бойся, никто тебя тут не тронет, не топчи понапрасну грядки, там у нас щавель, укроп и петрушка для борща!

– Вы уже ведете общее хозяйство? – нахмурился Петрик.

– Именно так! – Выступивший из-за угла Караваев поймал подсказку на лету и с ходу ухватил меня за талию с цепкостью изголодавшегося осьминога. – Мы с Люсенькой уже укроп растим, быт налаживаем.

– А я сортир крашу! – похвастался Эмма.