– Я положу бриллианты в ячейку вместе с бутылкой, – решила я. – Я видела в кино, в депозитарии клиенты находятся в одиночестве, так что никто не подумает, будто я сумасшедшая.
– Что ты, разумеется, нет! Ты очень разумная и предусмотрительная девушка, – без тени сарказма сказал мой уже почти любимый брат.
И, польщенная неслыханным комплиментом, я перед выходом еще сделала звоночек, чтобы разжиться контактами какого-нибудь надежного специалиста по ювелирному антиквариату.
Я не собиралась продавать свои фамильные драгоценности, но оценить их было бы и предусмотрительно, и разумно.
Позвонила я все той же дружественной гримерше Мане, зная, что у нее полно самых разных знакомых в театральной и музейной среде. Маня же не только физиономии разрисовывает, в свободное от работы время она вдохновенно марает холсты, создавая портреты в стиле Модильяни. Такие, знаете, с пустыми глазами, перекошенными чертами, лошадиными лицами и жирафьими шеями. Вадик, которого я однажды затащила на открытие Маниной персональной выставки обещанием бесплатной выпивки и фуршета, ехидно заметил, что манера художницы ясно дает понять, что гримерша страстно ненавидит свою работу и своих клиентов. Гримерша, мол, вынуждена делать всех красивыми, поэтому художница рисует исключительно монстров, такой у нее способ сохранять душевное равновесие.
– А что именно тебе нужно оценить? – взяв трубку на пятом или шестом гудке, хриплым спросонья голосом спросила меня разнообразно талантливая мастерица кисти.
– Старинное ожерелье, – ответила я коротко, решив не вдаваться в подробности.
– Минутку, – сказала Маня и пропала минуты на две, не меньше.
Я поняла, что она ищет нужный мне контакт.
– Я знаю, кто тебе нужен, – услышала я наконец. – Валаамов Модест Игоревич, телефончик я тебе сейчас пришлю эсэмэской. Позвонишь ему – скажи, что от меня, иначе он не станет с тобой разговаривать. Капризный дед, но специалист отменный.
Манина эсэмэска с телефонным номером капризного старичка-ювелира настигла меня уже на проселке. К этому времени я успела вспомнить, что слышала о Валаамове и от Петрика, и от Анжелки – больших ценителей изумрудов, рубинов, бриллиантов и прочих лучших друзей девушки. И тот и другая называли Модеста Игоревича исключительно Валаамов Осел, каковое прозвище, очевидно, было общеупотребительным в среде знакомых и клиентов капризного мастера. При этом он заслуженно слыл непревзойденным специалистом, с этой оценкой никто не спорил.
Немного робея, я на ходу набрала номер Валаамова, проворковала в рубку нежное:
– Алле-уо?
И услышала в ответ:
– Говорите быстро, кто вы и что вам нужно?
Голос у старого мастера оказался неожиданно молодой, но про нрав его молва не лгала.
– Что значит – старинное? Век, год – конкретнее! – спросил он, нетерпеливо выслушав мою нижайшую просьбу взглянуть на старинное ожерелье. – И что значит – взглянуть? Оценить состояние, определить мастера, продать, починить, переделать, заменить камни?
– Нет, нет, ничего такого сложного, просто посмотреть и назвать примерную стоимость, – промямлила я.
– Делать мне больше нечего! – пробурчал Валаамов Осел. – Ладно! В пятнадцать часов я хожу обедать в ресторан «Белый буйвол», подходите точно к этому времени, я уделю вам десять минут или четверть часа, пока будет готовиться мой заказ.
И вредный дед положил трубку.
– Фу-ты ну-ты, ревматические ножки гнуты! – Я гневно плюнула, но место и время постаралась запомнить: ресторан «Белый буйвол», ровно пятнадцать ноль-ноль.
– Что-то поздно обедает дедушка, – заметил мой здравый смысл, однако возражений против назначенной встречи не высказал.
Его другое волновало:
– Ты же не будешь в ресторане бриллиантами сверкать? У Валаамова Осла, может, и хорошая репутация, но там вокруг будут и другие люди, не стоило бы напрашиваться на неприятности.
– Ты принимаешь меня за идиотку?
– Нет, что ты! – искренности в этом возгласе не было ни капельки. – Как сказал наш брат Виктор Эммануил, ты, Люся, образец предусмотрительности и рассудительности!
– Разумности, – поправила я, потому что хорошо запомнила лестные слова братца.
Просто вот за эти качества меня никогда еще никто не хвалил.
– По дороге в «Белый буйвол» я зайду в банк, арендую ячейку, оставлю в ней брюлики, а Валаамову Ослу покажу фото в мобильнике, – озвучила я свой план. – Если он такой замечательный специалист, то и по фотографиям как-то сориентируется.
– Очень приблизительно.
– А мне сейчас и не нужна оценка с точностью до пенни.
– Тогда действуй, как решила.
И к ресторану я подошла уже налегке – без бутылки, в которой лежал футляр, в котором лежали бриллианты. В которых я была необыкновенно хороша… Пардон, отвлеклась.
В «Белый буйвол» я вошла в 15.03, решив дать Валаамову Ослу пару минут на то, чтобы устроиться в стойле. И еще минуту у меня занял подъем по выложенным терракотовой плиткой ступеням лестницы – пирамидальное здание ресторана напоминало о величественных сооружениях ацтеков и инков с положенными им по стилю архитектурными излишествами.