Брайтон-Бич опера

— Сюрприз — это хорошо. Сюрпризы они любят, — говорит Паша. — Считают, что это романтика. А вообще сразу тебе могу сказать: замучишься ты с ней. Они тут все чокнутые какие-то. Запрограммированные, как роботы. Все реакции предсказуемы, как в таблице умножения. Если ты одну из них в койку затянул, считай, уже всю Америку перетрахал. Чёрненькие ещё ничего попадаются, а остальные — полный отстой. Ну что, ещё хотите?

— Ты всегда так в открытую тут шмалишь? — говорит Дима. — И ничего?

— А что они мне сделать могут? — говорит Паша. — Прочитали мне, конечно, пару лекций о вреде контролируемых субстанций и безопасном сексе, а дальше? Это когда мне пятнадцать было, я боялся. А сейчас что? Накажут? Да у них и у самих поинтереснее дела есть, чем за мной шпионить. Ну так что, будете ещё или нет?

В этот момент я всё-таки решаюсь вмешаться в происходящее и, сделав шаг в сторону дверного проёма, говорю:

— А мне дашь?

— А ты кто? — говорит Паша.

— Чмо в пальто, — говорю я. — Давай, чего там у тебя? Вместе покурим.

— Дядя Лёш, он пошутил, — говорит Дима. — Нет у него ничего. Вы только родителям не говорите, ладно?

— Чего говорить-то, если нету ничего, — говорю я. — На нет, как известно, ничего и быть не может. По определению.

— Как же вы не понимаете? — говорит Игорь. — Это же так просто. Так очевидно, что и объяснять-то это неловко. Тем более дважды.

Мы так и сидим в Пашиной комнате, причем я, за отсутствием свободных стульев, разместился прямо на полу, прислонившись спиной к стене. Как разговор у нас свернул на философские темы, я уже и сам не помню, но на самом деле с теми, кому по двадцать с небольшим или чуть поменьше, так часто бывает: то о дури и тёлках, то — без всякого притом перехода — о смысле жизни. И вот в течение последнего получаса промолчавший до этого весь вечер Игорь излагает нам с Пашей и Димой свою теорию мироустройства. Теория эта, на мой взгляд, весьма сумбурна, но всё равно она интереснес, чем «взрослые» разговоры о мортгиджах и акциях на первом этаже — поэтому я и не тороплюсь туда возвращаться. Тем более что, как принято в богатых домах, при Пашиной комнате оказался собственный туалет.

— Сегодня никто уже не отрицает наличия у человека биологического поля, — говорит Игорь, — но на самом деле гораздо большее значение имеет поле психологическое. В индуизме оно называется аурой, но не подумайте, что я о мистике какой-то. Всё это — самая что ни на есть строгая наука. Психологическое поле человека — это основа и в то же время результат всей его жизнедеятельности, невидимая проекция его личности вовне. Естественно, у каждого оно очень индивидуально и принципиально отличается от всех других полей, хотя все они подчиняются одним и тем же законам, а также постоянно взаимодействуют друг с другом, образуя единое психологическое поле Земли. Ещё Вернадский пытался описать этот феномен, назвав его ноосферой, но его последователи всё извратили и опошлили, сведя его идеи к экологии и информатике. Я в Москве, кстати, около станции метро «Проспект Вернадского» жил, но это так, к слову. Мистики тут никакой нет — чистая наука.

— Ну и что? — говорит Дима. — Какое всё это имеет значение?

— Огромное, — говорит Игорь. — Псиполе каждого человека формируется из его мыслей, желаний, эмоций, которые могут быть как положительными, так и отрицательными по своему знаку.

— Это по какой шкале? — говорю я, потому что мне становится интересно.

— Возьмём для простоты традиционную шкалу классической этики, — говорит Игорь. — Она ведь примерно одинакова у всех народов, и поэтому оперировать с ней будет проще. Ту шкалу, по которой убивать, воровать и отбивать чужих жён считается предосудительным. Так вот, подобно тому, как, получая из атмосферы кислород, люди перерабатывают его и выдыхают обратно углекислый газ, — точно так же работают и психофизиологические процессы. Из того, что Вернадский называл ноосферой, человек получает положительно заряженный психический «кислород», а результатом его психической деятельности является выброс в ноосферу всяких шлаков и прочих отходов. Кто будет отрицать, что люди чаще всего испытывают негативные эмоции: зависть, ненависть, ревность, желание отомстить? Причем именно эти чувства, как правило, и являются самыми сильными, в наибольшей степени определяющими весь характер человека, все его поступки. Или, по крайней мере, их абсолютное болышинство.

— Это всё ты уже говорил, — перебивает его Дима, — и я в принципе согласен, но дальше-то что?

— Дядя Лёша просил повторить, — говорит Игорь.

— Давайте вы не будете называть меня дядей, — говорю я. — У нас разница в возрасте всего-то двадцать лет. Какой я вам дядя?

— Договорились, — говорит Игорь. — Но теперь понятно?

— Более или менее, — нагло вру я. — Ho действительно, хотелось бы услышать, что из всего этого следует.