Брайтон-Бич опера

— Хороший вопрос, — говорит Алик. — Правильный. Ни при чем тут Лёшка, но он считает, что от прадеда страсть к азартным играм унаследовал, и каждый раз, как продует всё до копейки, на предка своего валит. А зачем валить на кого-то, если играть не умеешь, правильно?

Пока Алик говорил, он успел распечатать лежавшую в углу стола карточную колоду, и теперь я вижу, как он медленно её перетасовывает. Я действительно очень давпо не играл, и от одного воспоминания о том, как сами собой ложатся в руки карты, как они складываются веерной речкой, которая в любой момент может развалиться, но не разваливается, — от одного воспоминания о том, какие они лёгкие и сколько в них одновременно веса, у меня по спине пробегает холодок.

— Нормально я играю, — говорю я. — Не хуже тебя. Просто я азартный слишком. Не могу остановиться вовремя.

— А если нормально, то давай сыграем, — говорит Алик. — Чего тебе бояться?

— Хорошо, — говорю я. — Ты прав. Бояться нечего. Сдавай. Но только не «Сочи» твои детсадовские писать будем, а «Ленинград». И распасы удваиваются.

— Договорились, — говорит Алик. — По пять центов за вист пойдет?

Я киваю, и Алик начинает сдавать.

Преферанс такая игра, что в ней всё от умения зависит. По рассказам бабушки, мой дед вообще никогда не проигрывал — вне зависимости от того, шла ему карта или нет. А играл он много: как минимум два раза в неделю у них целая компания собиралась.

Так вот, в преферанс я научился играть, когда мне было десять лет. Никогда не забуду то лето. Мы с родителями и их друзьями поехали в Закарпатье. Поезд вообщето курсировал между Москвой и Прагой, и поэтому проводники продавали из-под полы жвачку — в первый раз я тогда её попробовал. Остановились мы в Ужгороде. Красота там была несказанная. Горы, речка, старушка древняя парное молоко продавала, и мы им чёрный хлеб запивали. Очень вкусно было.

На пляже отец и его лучший друг почти каждый день расписывали пульку — гусарика, естественно, потому что больше им играть не с кем было. А я рядом лежал и смотрел. Они мне ничего и не объясняли почти — так, пару слов иногда. Но я всё равно научился.

Каникулы те, надо сказать, невесело закончились. Однажды утром мы проснулись от страшного грохота и, выглянув в окно, увидели, что мимо нашей гостиницы в стоpoну границы идут танки. Стоял август 1968 года, и я вслед за взрослыми повторял, что какой кошмар, мол, вообще обалдели наши. Душат свободолюбивых чехов. Маленький я был тогда. Ничего не понимал. Да и как я мог понять, что это была просто очередная пристрелка по Родине моей любимой, лучше которой ничего не было и не будет на земле? Откуда мне было знать о том, какие чудовищные усилия постоянно предпринимались для того, чтобы сокрушить её, разрушить, уничтожить, стереть с лица земли, сделать так, чтобы больше не было её никогда?

Ничего я не знал тогда, кроме того, что марьяж — это верная взятка при любом раскладе, а если нет хода, то надо ходить с бубей.

Эти знания мне очень потом пригодились. В старших классах школы я играл лучше всех, однажды даже чуть не зарезали меня из-за того, что слишком много выиграл, а в институте преферанс вообще превратился в основной источник доходов. Стипендии сорокарублёвой мало на что хватало, а даже по копейке за вист рублей десять—пятнадцать можно было легко выиграть. Да и нравилось мне это очень. Само ощущение карт в руке. То, как они тасуются. Как сдаются. Как открываешь их — медленно, по одной, раскладывая масть к масти, прикидывая уже, куда игра пойдет. Как на людей, с тобой за столом сидящих, смотришь, пытаясь угадать, как там у них разлеглось.

В Америке играть мне уже было не с кем. Не получилось тут как-то с компанисй. Кто работой был занят, кто ещё какими делами, и я переключился на «очко» — благо автобусы в Атлантик-Сити чуть ли нe от каждой газетно-табачной лавки ходят. Играл, конечно, не просто так, а по системе. Карты считал. Система несложная: чем больше картинок остается в колоде, тем выше у крупье шанс перебрать. Значит, надо увеличивать ставку и останавливаться даже на 13 или 12. Ждать, пока крупье проиграет. Ну и другие секреты всякие у меня были — сейчас уже даже не помню их толком. Потому что в какой-то момент надоело мне это всё. Едешь отдохнуть вроде, а возвращаешься без цента в кармане. От бытовухи отвлекает, конечно, но настроение потом какое-то не самое лучшее.

Игра наша близится к концу, и положение у меня очень даже неплохое. По вистам нули, горки нет почти, а в пуле отстаю чуть-чуть, но это нормально, ещё успею нагнать.