Брак и злоба

Взяв с сервировочного столика два бокала красного вина, я вручаю ей один и направляю к менее людной части балкона. Я здесь не для того, чтобы общаться. Конверт из Руины — это то, ради чего я сюда пришел.

Руины действуют, связывая различные преступные организации в Пустоши. Каждый год хозяйка этого мероприятия играет роль в одной из таких связей. Одолжениями торгуют, как акциями среди магнатов.

Преступные боссы предпочитают думать об этом как о кумовстве в кругу семьи, а не как о простой договоренности.

В любом случае, это дает аутсайдерам шанс подняться, а боссам — возможность влезть в большие долги.

Кровь, на которой процветают вампиры этого города.

Не успеваю я дойти до места назначения, как на моем пути появляется хозяйка.

— Люциан Кросс, — говорит она, широко улыбаясь под золотой маской. — Я вижу, ты сегодня сам дьявол. Как кстати. — Ее остекленевшие глаза скользят по мне. — Я рада, что ты смог присоединиться к нам.

Я не отвечаю на ее улыбку, хотя и киваю с укоризной.

— Конечно, Элеанор. Всегда рад приглашению на ваше мероприятие.

Ее смех — грубый и издевательский, хотя оскорбление адресовано не мне. Элеанор Эрасто — вдова покойного босса Венеты. Это мероприятие, по сути, принадлежало ему, а Элеанор продолжала проводить его в его честь, несмотря на свои сомнения.

Ее сын Доминик взял на себя управление семейным бизнесом год назад, когда достиг совершеннолетия. В течение нескольких лет нью-йоркскую венецианскую мафию возглавляла сама Элеанор, крестная мать или любовница мафиози. Сказать, что многие недооценивали ее из-за ее пола, — значит преуменьшить. А то, что она позволяла им и дальше недооценивать ее, — еще большее преуменьшение.

Используя сына в качестве прикрытия, Элеанор, как мне кажется, до сих пор управляет своей империей жестоким и безжалостным, наманикюренным кулаком.

Мне ли не знать, ведь именно мне она поручила убить своего мужа.

Ее белокурая голова наклоняется.

— Пожалуйста, Люциан. Тебе лучше знать. Зови меня Элли. — Ее внимание привлечено, она смотрит через мое плечо и машет рукой. — О, а вот и Доминик. Он так преуспел в этом году, Люциан. Вам двоим стоит как-нибудь поговорить. — Я поворачиваюсь посмотреть, как Доминик отвечает на жест матери небрежной улыбкой, а затем наклоняет голову в знак признательности ко мне. Ростом более шести футов, с противоположными темными чертами лица, он выглядит взрослее своих восемнадцати лет.

— Я постараюсь сделать это в ближайшее время, — говорю я Эленор.

Вернув внимание к нам, она, словно стервятник, выискивающий добычу, нацеливается на девушку у моей руки.

— И кто же эта прекрасная чаровница? — Я вздрагиваю. Мне лучше знать, как преуменьшить значение девушки. Элеанор видит меня насквозь. Но я также не могу пока посвящать венецианскую мафию в свои планы.

— Виолетта — моя спутница на вечер, — говорю я. — Танцовщица из… — Я притворяюсь, что не знаю, чем она занимается, намеренно делая ее похожей на любую другую спутницу. Я сжимаю ее руку под своей.

Почувствовав мою реплику, Виолетта заговорила.

— Из Нью-Йоркской балетной труппы, — говорит она легко и беззаботно, и прекрасная улыбка украшает наступившую тишину.

Элеанор ласково прикасается к ее руке.

— Балерина. Как впечатляюще. — После минутного раздумья она решает идти дальше. — Надеюсь, вы оба получите удовольствие от вечера и увеселений. Подмигнув мне, она уходит, переходя к следующей теме… или жертве.

— Ты хорошо справилась, — говорю я, чувствуя неровный пульс ее сердца на запястье, когда провожаю ее.

— Я не знаю, что я сделала и почему. — Мы проходим через стеклянные балконные двери, и я веду ее в уединенную зону с растительностью и водоемом для уединения.

Она смотрит через перила на ночную усадьбу, освещенную лунным светом и звездами. Большие деревья и итальянские кустарники создают впечатление, что поместье было вырвано из венецианского сада и перенесено сюда, на окраину Пустоши.

Ее кожа сияет в лунном свете, черное платье ловит лучи и кажется морем звезд, она могла бы быть итальянской богиней, перенесенной сюда из другой эпохи.

Я резко встряхиваю головой и выдыхаю. Ненавижу приходить на такие мероприятия, тратить время и носить фальшивые улыбки. Это дурманит голову.

Стоя рядом с ней, я хватаюсь за каменные перила.

— Когда мафия Венета, или венецианская мафия, открыла магазин в Нью-Йорке, дон был немного эксцентричен, — говорю я ей. — Честно говоря, безумен, хотя никто не сказал бы ему этого в лицо. Он был одержим творчеством Эдгара Аллана По и создал «Маскарад в бочке» в честь своего нового американского дома, объединив свою одержимость По и венецианское наследие, свою любовь к карнавалу. — Я смотрю на нее. — Ты когда-нибудь читала «Бочку Амонтильядо»?

Она качает головой, ее внимание теперь направлено на меня, на золотого ворона, приколотого к моему лацкану. По крайней мере она уловила связь с По.

Я издаю презрительный звук.