Брак или жизнь (СИ)

— Разумеется, мистер Поттер. Межфакультетские распри — отвратительное явление, которое нужно всячески изживать. Расходитесь по спальням. Отбой через пять минут. И чтобы я больше не видела, что ученики моего факультета отрицают саму суть дружбы. Пусть и с представителями других домов.

— Даже с Пожирателями? — выпалил Рон.

МакГонагалл повернулась от портрета, до которого успела дойти и очень холодно спросила:

— А вы, мистер Уизли, у нас верховный судья Визенгамота? Простите, не знала, — и с достоинством удалилась, оставив Рона не только не убежденным, но и еще более раздраженным.

— Тебе лучше мне не попадаться, — процедил он, глядя на Гарри.

— Прятаться я от тебя не собираюсь точно, — ответил тот. — Так что побереги свое сомнительное красноречие для другой аудитории.

— Ты стал говорить, как Снейп, — выплюнул Рон и, резко развернувшись, ушел в спальню.

Остальные тоже разошлись, бросая на Гарри презрительные взгляды. Джинни же вообще прошла мимо, не глядя на него.

— Ты можешь дружить с кем хочешь, — не слишком уверенно сказал Невилл, которого Гарри поначалу даже не заметил. — Но я бы на твоем месте был осторожен. Нельзя доверять людям, способным причинять боль другим. Это я о Малфое, если что.

Пока Гарри соображал, что ему ответить, Невилл, тяжело ступая, ушел в спальню.

«И я еще втайне надеялся, что меня поймет хоть кто-нибудь, — огорченно подумал Гарри, уже отчасти жалея, что не сдержался. — Даже Невилл меня поучает».

В такие моменты тоска по Северусу становилась почти невыносимой, хотелось спуститься в подземелья и убедиться в том, что он кому-то нужен. Пусть супруг будет обычным — чуть отстраненным, пытающимся соблюсти дистанцию и держать себя в руках. Даже при всех их многочисленных разногласиях, безмолвных ссорах, когда они могли молчать весь день, лелея каждый свою обиду, Снейп всегда был для Гарри тихой гаванью, убежищем, прочно ассоциировался с безопасностью и поддержкой, — то есть именно с тем, чего ему иногда так не хватало с друзьями и даже с Сириусом. Просто поддержки и понимания.

***

Гарри объявили негласный бойкот. С ним никто не садился ни на уроках, ни в Большом Зале, у него ничего не спрашивали, да и на вопросы, которые он еще пытался поначалу задавать, отвечали односложно и невпопад. Гермиона попыталась держать нейтралитет, как во время Турнира Трех Волшебников, но роман с Роном зачастую делал ее необъективной. И не в пользу Гарри.

А он и не особо расстраивался: вынужденная изоляция со временем приучила его рассчитывать только на себя, и масса времени, освободившегося от бессмысленной болтовни, оказалась даже кстати. Во всяком случае на учебе это сказалось положительно.

Малфой если и заметил разлад в прежде стройных рядах борцов за правое дело, то никак это не прокомментировал — у них с «Потти» хватало других тем для разговоров.

Гарри иногда задумывался — как так вышло, что он сблизился с Малфоем? Раньше тот безмерно раздражал его своей презрительностью и заносчивостью. Сейчас, приноровившись к его своеобразному чувству юмора, Гарри почти наслаждался общением с единственным человеком, с которым он мог обсудить свой странный брак. У Малфоя были те же проблемы: взрослый, не слишком открытый и ласковый супруг, разница в восприятии мира, увлечениях, вкусах и темпераменте, с которой приходилось мириться. Все то же самое, казалось бы, но вот Рабастан Лестранж, несмотря на свое положение вне закона в Англии, похоже, абсолютно не мучился сомнениями и не пытался свести интимные моменты со своим младшим супругом к необходимому минимуму. С выходных Малфой возвращался загоревшим, томным и счастливо оттраханным, с туманной поволокой в глазах. Все это вызывало у Гарри безотчетную грусть.

Снейп оставался загадкой. Каждый момент близости приходилось тянуть из него, как жилы из мантикраба. За каждый поцелуй Гарри боролся, как за собственную жизнь на Турнире, каждое объятие было больше похоже на безмолвную борьбу. Больше Снейпа самим с собой. Вне спальни супруг говорил ему «вы» и был безукоризненно вежлив. Он слушал рассказы Гарри о школе, учебе, Малфое, погоде, даже изредка вставлял короткие комментарии, но дела самого Снейпа они не обсуждали никогда. Даже самые заурядные. Он продолжал держать Гарри на расстоянии вытянутой руки — достаточно близко, чтобы тот не ощущал себя совсем одиноким, но не достаточно интимно, чтобы дарить тепло. И в спальне они оказывались далеко не каждую субботу, а вместо этого сидели в гостиной, читали или варили зелья в лаборатории.

От Снейпа веяло нервозностью, желанием, подавляемым напряжением, и все эти издержки присутствия Гарри рядом игнорировались с завидным стоицизмом, словно слабости были чужды этому будто сотканному из стальных нитей человеку. Гарри поначалу очень переживал, принимая отстраненность мужа на свой счет, считая, что тот возится с ним из долга, терпеливо подавляя в себе раздражение.