— Можешь не верить. Можешь не соглашаться. Даже уйти прямо сейчас. Но тогда ты останешься один на один со всем, что ждёт тебя за этой дверью.
Гад!
Паразит!
Интриган!
— Я согласна! Кровью подписывать соглашение нужно?
— Лучше давай поужинаем и выпьем по бокалу вина. Я устал питаться на ходу.
— То-то к тебе болезни липнут…
Но мистер Коллинс никак не прокомментировал мою реплику, только поморщился, как от кислого вина, и дзеннькнул в неизвестно откуда взявшийся колокольчик.
И спустя три удара сердца в гостиной появился дедушка, с виду того самого возраста, что помнит, когда боги ходили по земле.
— Ваша светлость! — согнулся дед в поклоне.
Беса мне в печёнку. Хотя чему удивляться? Разве что тому, что светлость в участке поработать следаком решила.
— Эдгар, накрой ужин на две персоны в малой столовой. И попроси Мэри подать шоколадные пирожные. Моя гостья любит шоколад.
Смотри ты, не забыл.
— Одну минуту, ваша светлость! — и кажется, ещё звучал голос старика, а его самого уже не было.
— Значит, вот как… — протянула я, совершенно не понимая, как мне полагается реагировать на услышанное.
— Только будь добра — не распространяться. В участке о моём положении знает только Стоун. И теперь — ты. Назовём это актом высочайшего доверия.
И сказал он это так, что я невольно улыбнулась.
Ну, в общем, наш разговор по душам прошёл очень даже неплохо. Хоть и далеко не так, как я ожидала.
— Но ещё много чего я о тебе не знаю, Оливия, — тут же добавил мистер Коллинс. — Например, о твоих рисунках. И о манускрипте Мейрингов, о котором ты упоминала…
М-да. Рано радовалась.
Дедуля оказался довольно шустрым для своего возраста.
Уже спустя минут десять, а может, и того меньше, он явился точно так же — беззвучно и едва заметно, сообщил, что ужин подан, и снова растворился в воздухе.
— Не обращай внимания, — кивнув на дверь, успокоил меня Роберт. — Эдгар уже отвык от общества женщин. Да и людей, в принципе, тоже. Твой визит в мой дом для него — как гром среди ясного неба.
— Я не обращаю, — проворчала я. Соврала. Ибо дед меня откровенно пугал. Не настолько, чтобы бежать сломя голову, но достаточно, чтобы не расслабляться.
Мы прошли в ту самую малую столовую. К слову, совершенно незаслуженно названную малой. В доме Мейрингов и большая в два раза меньше, чем эта.
Но в остальном обстановка была выдержана в том же невычурном стиле — большой массивный стол, такие же массивные стулья из тёмного дерева, хрустальные бокалы на столах…
Как я проглядела в своём начальнике потомственного аристократа? Проклятье на его голову! А ведь считала, что у меня нюх на высокородных. Хотя… предчувствие какое-то у меня всё же было.
Я едва сдержалась, чтобы не скрипнуть зубами или ещё хуже — не выругаться вслух. Впрочем, кажется, я ни капли бы не удивила мистера Коллинса.
— Прошу! — отодвинул он стул по правую руку от места главы семейства.
И я молча заняла предложенное место. Сам хозяин дома занял стул во главе стола. Единственный стул, отличавшийся от общего гарнитура вырезанной головой чёрного льва в спинке.
Роберт пожелал мне приятного аппетита и, наплевав на этикет, принялся за ужин. По-солдатски быстро расправившись с мясом и картофелем на блюде. Мне же кусок в горло не лез, несмотря на то, что ела я нормально в последний раз… давно. Так недолго и заболеть. А тётя Роза говорила, что залог здоровья — сухие ноги и сытый живот.
Потому я закинула в рот кусок отменного мяса и принялась медленно жевать, не в силах отвести взгляд от разинувшего пасть льва.
Смутная догадка заскреблась на краю сознания, но тут же была вытеснена голосом мистера Коллинса:
— Итак, Оливия, — промокнув губы салфеткой и взяв в руки бокал с вином, начал он допрос, — начнём с самого простого — кто ты на самом деле? Меня не интересует, кем ты была в шайке Розы. Меня интерсует, откуда ты пришла в столицу.
Я отодвинула тарелку, понимая, что даже отменный вкус мяса не сможет разбудить спящий летаргическим сном аппетит.
Что ж. Вот так — с самого простого.
Это ещё с какой стороны смотреть.
— Я практически не помню жизни до того, как попала в столицу, — криво усмехнулась я, тоже взяв бокал с вином и запив нерешительность и смятение. — Наверное, моя память сама решила избавиться от не самых приятных воспоминаний.
— И всё же… Хоть что-то ты помнишь.
— Да, — неуверенно кивнула я. — Маму… Совсем немного. У неё глаза были… тёплые, как шлифованный янтарь, и волосы… тёмные. Как у меня. И вообще, я похожа на неё… — виски неожиданно заломило, но я продолжала говорить, пока не потеряла мысль. — Змеи. Её Хранителями были Змеи. Мать говорила, что когда я вырасту — они перейдут мне, — и снова виски прошила острая боль.