Брак с летальным исходом

Выходит, господин дознаватель оказался прав, отправив меня на костер…

Не сейчас.

На мое счастье, Бренци не особенно старался крепко меня связывать, понадеявшись на действие браслета. Если бы он завел мне руки за спину, у меня не осталось бы шанса. Но так…

Я лихорадочно зашарила по складкам юбки в поисках потайного кармашка. Где-то там все еще хранились остатки специй, из которых я изготовила определитель. «Специи помогут», – кажется, так прозвучало это в моем видении. А сейчас мне очень, очень нужны были силы.

Почти не чувствуя пальцев из-за скручивающей тело боли, я нащупала флакон. Рядом оказались пузырек с обезболивающими кристаллами, успокоительное и артефакт лорда Кастанелло. Надежда полыхнула в измученном сознании яркой вспышкой. Быть может, у меня все же есть шанс вернуться в поместье до того, как…

До того, как я умру от болевого шока.

Или до того, как умрет лорд.

Трясущимися руками я вытолкнула флакон из кармашка и, вытащив зубами пробку, опрокинула специи в рот, все, до последнего зернышка. Язык обожгло острой горечью, из глаз брызнули слезы, но я заставила себя глотнуть. Болезненный всхлип вырвался сквозь плотно сжатые зубы.

Бренци не обернулся. Экипаж увозил меня все дальше и дальше, и с каждым новым поворотом обратная дорога становилась все более и более длинной, невозможно далекой. В прошлый раз я едва добралась до третьего холма. Лорду хватило нескольких десятков минут, чтобы настичь меня.

Как далеко мы уехали на этот раз?

Нечеловеческим усилием я подняла свое тело с сиденья, выпрямилась, наклонилась к водителю. И на мгновение застыла.

Стало страшно. Я не хотела его убивать. Я не хотела никому причинять вреда.

Но где-то далеко в поместье сейчас умирал лорд Кастанелло, и нить его пульса становилась все более рваной и нечеткой.

Обеими руками я вцепилась в плечо Бренци.

– Остановитесь, – простонала я, вкладывая в эту мысль всю свою решимость, все отчаянное желание вернуться в поместье и успеть, успеть спасти лорда. – Остановитесь! Зачем вы это делаете?

Руджеро чуть повернул голову. Брезгливая гримаса исказила его лицо. Он дернулся, пытаясь вырваться из моей хватки. Экипаж вильнул в сторону, и меня почти выбросило вперед между двумя передними сиденьями. Связанные руки повело, и я инстинктивно ухватилась за Бренци.

Мои пальцы сомкнулись на его открытой шее, не защищенной воротником плаща.

Последним, что я увидела, были массивные часы, охватывавшие запястье водителя. Секундная стрелка дернулась раз, другой – и застыла.

* * *

Чужие эмоции в один миг захлестнули меня, окружили, впились в каждую клеточку моего существа холодными иглами. Я словно провалилась под лед, в одну особенно злую зиму затянувший полумесяц залива, и плотная корка сомкнулась над головой, отсекая путь к спасению. Горькая вода забила рот и нос, легкие горели от невозможности сделать вдох. Набатом стучало сердце.

Бом. Бом. Бом.

Тело налилось тяжестью, каждое движение давалось с трудом. Силы утекали, словно вода из разбитого сосуда. Перед глазами становилось все темнее, будто я погружалась глубже и глубже. На самое дно.

Растворяясь. Теряя себя.

Бом. Бом.

«Зачем? Зачем?» – пульсировало в голове. Мой последний вопрос.

Бом.

И море откликнулось.

Меня подхватило подводным течением, закручивая, ударяя о толстую ледяную корку. Застывшие болезненно-четкие образы фонили чувствами – темными, чужими и злыми. Неясные, смутные, эти видения проникали под кожу, против воли возникали в сознании болезненными вспышками.

Калейдоскоп цветов, смазанные в движении пятна, далекий гул голосов – пестрый карнавал, беззаботная жизнь, кажущаяся ослепительно-яркой, если смотреть на нее из густой непроницаемой тени, черной, словно зависть и несправедливая обида. Как свет богатых залов рядом с темным углом закопченной кухни. Умопомрачительные запахи, от которых рот наполнялся густой вязкой слюной, ароматы блюд – роскошь, которую жизнь никогда не предоставит мне шанса отведать. И следом – пьянящее чувство триумфа, оттененное остротой опасности. Так яд тонкой маслянистой пленкой растекается по только что приготовленному бульону.

Скрип колес черных закрытых карет, вереницей растянувшихся где-то далеко внизу, заглушал бешеный стук сердца. Незамутненно-чистый восторг пьянил. Жизнь обретала смысл – месть казалась такой же сладкой, как и недоступные заморские кушанья.

…Искаженные временем, растянутые слова:

– Далеко пойдешь, мальчик. Надо только правильно выбирать друзей. Хочешь, я буду твоим другом?

Облаченная в темный дорогой костюм фигура, пальцы унизаны перстнями, светящимися насыщенно алым. Предложение, от которого невозможно отказаться, которое жаждешь принять.