Возможно, я и вовсе ему не нужна. Но в таком случае почему не передать меня господину дознавателю за попытку побега? Или же здесь кроется другое, и лорду Кастанелло с его репутацией, не менее сомнительной, чем моя собственная, тоже не хотелось привлекать к себе излишнее внимание отдела магического контроля? А как вообще господин дознаватель оказался на этой безлюдной дороге именно тогда, когда я решилась совершить побег?
Лишь в одном я была уверена точно: кто бы ни выходил со мной на связь с помощью крохотных записочек, спрятанных под салфетками, он непременно сделает это снова.
– Обед для миледи, – возвестила горничная.
Поднос с тарелками занял привычное место на пустом прикроватном столике, а женщина тут же покинула комнату. Вынужденное затворничество и полное бездействие не способствовали хорошему аппетиту, и я вяло помешивала ложкой бульон, размышляя, хочу ли съесть хоть что-нибудь, когда, взяв в руки пряную булочку, услышала знакомый шорох.
Приподняв салфетку, я вновь обнаружила письмо. Только на сей раз это был не крошечный клочок бумаги, а целый лист, исписанный тем же наклонным почерком. Я не могла сравнить письмо с предыдущей запиской, но была уверена, что посылал их один и тот же человек.
Подойдя ближе к окну, принялась читать.
«Драгоценная Фаринта!»
Я замерла, прижав записку к груди. В первое мгновение обращение, столь знакомое мне по другим, куда более частым и дорогим письмам, кольнуло сердце глупой, бессмысленной надеждой. Только один человек называл меня так, но он, к несчастью, был мертв. Мне потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы напомнить себе: почерк Эдвина куда изящнее, со множеством легких завитков и росчерков. Да и бумагу лорд Осси предпочитал совершенно другую, плотную, белую, с тонкими, едва заметными волокнами и приятным запахом. Это не мог оказаться он, просто не мог. Но теперь мне оставалось предположить, что таинственный доброжелатель, возможно, когда-то был близко знаком с нами.
Или такое обращение – не более чем совпадение?
Времени до возвращения горничной оставалось не так уж и много, и я заставила себя вернуться к письму.
«Нам известно, в каком безрадостном положении вы оказались. Но не падайте духом. Помните: в Аллегранце у вас еще остались друзья, которые желают как можно скорее вызволить вас из беды. Мы начали независимое расследование обстоятельств гибели Эдвина. Спешим вас обрадовать: у нас есть все основания предполагать, что с вас могут быть сняты обвинения по этому делу. Как нам известно, дознаватели из службы магического контроля обнаружили на вас след ментального воздействия. Но это в равной степени может означать и то, что воздействию подверглись вы сами, не будучи ментальным магом. Именно это мы и пытаемся сейчас доказать.
Понимаете ли вы, что это означает, Фаринта? Если закон признает вас невиновной, то смертный приговор, который чуть было не привели в исполнение, лишится юридической силы. А значит, и брак с лордом Кастанелло магистрат будет вынужден признать недействительным, и расторжение его произойдет даже в том случае, если лорд откажется дать вам свободу. Я не гарантирую, что мы сможем вернуть вам все конфискованное имущество, но клянусь, что сделаем все, что в наших силах, чтобы восстановить ваши права и доброе имя.
Но для того, чтобы без помех вывезти вас, когда придет время, необходимо добиться смягчения условий вашего проживания в поместье. И в этом, драгоценная Фаринта, нам нужна ваша помощь. Уверены, что вам, очаровательной молодой женщине, нетрудно будет расположить к себе супруга, пусть даже фиктивного. Перед вашими чарами не сумеет устоять никто, в том числе и лорд Кастанелло. Привлеките его внимание, завоюйте доверие. Выбор средств в этом деле мы оставляем за вами.
Надеемся на ваше благоразумие и скорейшее освобождение. Обещаем, что после того, как вы покинете поместье лорда Кастанелло, все ваши волнения и беды останутся в прошлом».
Я на минуту отложила письмо. Меня мелко трясло от нервного возбуждения. Довериться незнакомцам казалось опрометчивым поступком, но вместе с тем мне до безумия хотелось, чтобы все, о чем говорилось в письме, оказалось правдой. Мне предлагали не просто снять с меня обвинения, нет, я могла получить куда большее. Свободу. Свободу от навязанного брака, постыдного, почти рабского контракта, жестокой необходимости во всем зависеть от лорда Кастанелло. Я почувствовала, как ко мне возвращаются силы и желание сделать все, чтобы вновь стать хозяйкой своей судьбы. Несколько строк на тонкой бумаге, спрятанной под салфеткой, вдохнули в меня надежду. Я и не думала, что когда-либо снова почувствую желание жить.
Образ лорда Осси, улыбающегося легко и открыто, возник перед моим мысленным взором, заставив сердце сжаться в болезненном спазме.
«Эдвин, Эдвин, чистая и открытая душа, в свои неполные двадцать пять – восторженный мальчишка. Ты и после смерти не оставил в беде свою драгоценную возлюбленную».