Браки по расчету

— А во-вторых, Прага не чета Вене. Туннель под Летной и снос стен — все это бабьи россказни. И я тебе не какой-нибудь безголовый дурень, чтоб на старости лет пускаться в земельные спекуляции. С богом, сам занимайся этими делами, когда денег заработаешь. — Он глотнул пива и, пустив морщинки смеха вокруг глаз, добавил: — Вот у тебя шестьдесят гульденов, скажи-ка, коли ты так силен в счете, сколько сажен ты можешь приобрести на Ботической речке?

— У меня не шестьдесят, а пятьдесят гульденов, — ответил Мартин, — и за них я могу купить шесть с четвертью сажен.

Арифметике Мартин действительно был обучен отлично.

— Шесть с четвертью, — насмешливо протянул старик. — Что ж, и такой участок годится, чтобы на нем приличный хлев построить!

Хотя результат этой беседы не благоприятствовал намерениям Мартина, он чувствовал, что сильно продвинулся к намеченной цели.

4

Всей стране на благо,

Полосой стальною

Связан Пльзень с Прагой,

Со своей сестрою.

Куплет, написанный по

случаю торжеств открытии

железной дороги Прага —

Пльзень.

В конце июля шестьдесят второго года опустел пестрый табор, раскинувшийся на окраинах Рокицан; покинуты были бараки и сараи, палатки и шалаши, в которых ютился неумытый народец — строители железной дороги, согнанные с разных концов Европы, а больше всего из Италии. Рокицанские обыватели уже так привыкли встречать их повсюду на улицах, в лавках, в трактирах, так сжились с шумной ватагой этих беспечных кочевников технического века, что когда они исчезли, город — хотя жесткие колеса почтовых карет и фургонов по-прежнему сотрясали его мостовые и непрерывный поток путешественников по-прежнему оживлял улицы, — вдруг всем показался брошенным, словно вымершим.

Движение по имперскому тракту не прекращалось, потому что еще не началось движение по железной дороге. Стояло позднее лето, шли мелкие упорные дожди, и рельсы, это удивительное создание человека, чуть жутковатое своим безмолвным однообразием, покрывались желтым налетом ржавчины. От горизонта до горизонта протянулись они по щебнистой насыпи, послушно следуя всем капризам местности, обегая скалы и холмы, болота и реки, и казалось, нет у них иной задачи и иного назначения, как лежать там, где были положены, слившись в единое целое с деревянными шпалами, и быть всегда и везде строго параллельными.

Порой прокатывалась по ним похожая на игрушку дрезина, два железнодорожника на ней ритмично кланялись, качая рычаги, словно насос водокачки, а один раз промчался, злобно фырча, одинокий паровоз, остановился перед новым зданием станции, где еще работали жестянщики, и набрал воды, чтоб двинуться дальше; а в Рокицанах долго потом с насмешкой рассказывали, какое это, оказывается, сложное дело — набрать воды: машинист никак не мог встать точно под кран, проехал, попятился и опять прокатил мимо, подал еще вперед, и в третий раз проехал, попятился — и опять, батюшки мои, не угадал, уж все думали, так и будет он торкаться вперед-назад до скончания века!

Проходили недели, а регулярное движение по новой дороге все не открывалось, рельсы из желтых сделались бурыми, несчастные дрезинки не в силах были отшлифовать их до блеска, и в городе судачили, что господа там, наверху, по извечной австрийской бестолковости, дорогу-то проложить распорядились, да забыли позаботиться о такой мелочи, как машины с вагонами…

Слишком поспешное суждение — оно отражало лишь страстное желание разных Недобылов, кому железная дорога несла разорение. Однажды вечером — дело было в середине сентября — полицейский, прозываемый, как и во всех маленьких чешских городках, Сабелькой, вышел из ратуши чрезвычайно важной походкой и, остановившись на первом своем посту — у колонны девы Марии, — принялся бить в свой барабан, и бил так громко и долго, как делал только в тех случаях, когда надо было объявить очень уж важную весть, например о войне или о новом налоге. Сабелька кончил барабанить и сунул барабанные палочки в специальную петельку на поясе, только когда убедился, что из всех окон на площади высунулись головы, а из прилегающих улиц сбежался народ. Тогда в приятном сознании напряженного ожидания, с каким люди уставились на его персону, Сабелька вздел пенсне и громовым голосом прочитал официальное извещение о том, что первый пароход проедет по новой дороге перед полуднем двадцать девятого числа сего месяца и что население города приглашается в полном составе для приветствования представителей правительственных учреждений, которые соблаговолят лично принять участие в первом торжественном рейсе.