– Я ночью приду, – обещает. – Постараюсь. Будешь меня ждать?
– Обязательно, – клянусь в ответ и упираюсь своим лбом в его. – Пусть с твоей мамой будет все хорошо.
В ответ меня прошивает взглядом больного умирающего зверя. И от этого взгляда сжимается все внутри.
Звонок тети Наташи, лучшей подруги матери, раздался раскатом грома, спутал все мысли и перечеркнул планы на сегодня. Он мог означать только одно: у мамы снова проблемы, с которым она не может справиться без посторонней помощи. Стоило снять трубку, почти сразу услышал на заднем плане сдавленные рыдания мамы и потерял последние крохи спокойствия. Избил дерево, наверняка Арину напугал, но она стойко пыталась этого не показать. Поддержала. Ну не чудо, а?
На очередном светофоре, когда машина вынуждена тормозить в веренице других автомобилей, я подношу разбитую руку к глазам, вытираю сукровицу влажной салфеткой и кидаю ставший розовым комок куда-то на пол. Добавляю к предыдущим, их там уже целая горка образовалась. Во время адреналиновых бурь я не ощущаю боли, хоть голову в кровь разбей, ничего. Боль, наоборот, средство хоть что-то чувствовать, кроме бушующих эмоций. Но она накатывает всегда после, стоит буре стихнуть. Вот как сейчас.
Морщусь, слежу за мигающим сигналом светофора, трогаюсь с места. Сворачиваю вправо, миную оживленный проспект, центральную улицу, двигаюсь к границе города. Сколько времени уйдет на дорогу? Успею ли выполнить обещание и вернуться вечером к Арине? Надеюсь, что да. Мне просто нужно поехать и убедиться, что мать не натворит дел, не совершит непоправимого. Телефон снова загорается, тренькает входящим вызовом. На экране фотография отца, я ставлю на громкую связь, чтобы не прерывать путешествия из-за болтовни.
– Папа, если что-то не очень срочное…
– Дожил, – хмыкает отец, – сыну звоню, а у него на отца времени нет.
– Я тороплюсь, правда.
Съехав на пригородную трассу, я прибавляю скорость, и за окнами со свистом проносятся деревья, электрические столбы, заметно облысевшие кусты.
– У тебя голос странный. Что-то случилось? – тревожится отец и шуршит чем-то на заднем плане.
Представляю его, сидящим в своем кабинете, как всегда, занятого по уши текущей работой, и стыдно становится. Моему отцу явно не повезло с сыном – такому хорошему человеку нужен был кто-то более теплый и мягкий, добрый и беспроблемный. Он действительно это заслужил. Но у него родился я.
– Давай, завтра я зайду к тебе, поговорим? Сейчас действительно не могу, я в дороге.
Наскоро попрощавшись, завершаю звонок. Состояние матери – не та тема, на которую хочу разговаривать с отцом. Они расстались… плохо, и за двенадцать мало что изменилось. Разве что тихая война превратилась в вежливый нейтралитет, и этого уже достаточно, большего не нужно.
Спустя четыре часа я оказываюсь на месте. Сумерки сгущаются, и я с тоской понимаю: к Арине действительно не успею. Работу пропустил, все просрал сегодня. Ворота приоткрыты, я захлопываю их за собой, опускаю засов, а на меня с радостным лаем бежит Каспер – любимый пес. Ему уже двенадцать, кое-где его светлая шерсть свалялась, вылезла, а один глаз стал тусклым и слепнет. Каспер останавливается напротив, нюхает воздух между нами и смотрит на меня с укоризной. Он никак не может смириться, что я оставил его, уехал. Отворачивает морду и глухо ворчит, но надолго его обиды не хватает: срывается с места и бросается ко мне, забыв себя на радостях.
– Прости, парень, – смеюсь, взъерошивая шерсть на холке, – я с пустыми руками.
Каспер садится у ног, тяжело вздыхает, смотрит на меня с осуждением, зевает и облизывается, но снова дает слабину, прыгает вокруг, радостно виляя пушистым хвостом. Знает, что пачкать лапами нельзя, но и держаться поодаль не может – скучает.
– Я тоже по тебе жутко тоскую, друг, – говорю и глажу Каспера по голове, треплю лохматые уши.
Когда дань уважения лучшему другу отдана, вхожу в дом. С кухни несется аромат еды, кофе, а я сбрасываю ботинки, вешаю куртку на крючок. Тетя Наташа выходит мне навстречу, улыбается и крепко обнимает.
– Она немного успокоилась, – шепчет мне на ухо и добавляет громче: – Алла, смотри, кто приехал!
Зареванная мама выходит из кухни, шмыгает носом, похожая на призрак самой себя. Черт, она же не всегда была такой! Я еще помню ее улыбчивой и смешливой, радостной. А сейчас она будто лет двадцать прибавила, поникшая и печальная.
– Сынок, зачем ты… у тебя все хорошо? – мама цепким взглядом ощупывает мое лицо, а я спешу заверить, что просто соскучился. – Проходи, у нас как раз плов готов. Вкусный получился, пальчики оближешь.
Мама снова всхлипывает, а я осматриваю прихожую. Каждую трещинку тут знаю, каждый завиток обоев, вот только давно не чувствую себя здесь уютно и безопасно. Тетя Наташа хлопает меня по плечу. Ее рука задерживается между моих лопаток, поглаживает, дарит поддержку. Когда мама скрывается на кухне, тихонько говорит:
– Игорь ушел и все ее деньги забрал, – поясняет, а я сжимаю челюсть так крепко, что вот-вот зубы крошиться начнут. – Мир, спокойно!