Бракованные

– Обожаю наводить шорох, – хитро подмигивает и трется под столом своей ногой о мою. Краснею, утыкаюсь носом в чашку, но предательская улыбка растягивает губы.

Я пытаюсь собрать мысли в кучку, рассказать о своих сегодняшних ощущениях, но не могу подобрать слова, чтобы Мир меня понял. Было… непросто. Казалось, универ взорвался сплетнями и слухами, и к первому перерыву о нашем романе с Мирославом знал, кажется, каждый, включая техничек. Я впала в оцепенение, изо всех сил концентрировалась на словах преподавателей, тщательно вела конспект, пока шепот и жужжание как-то вдруг не перестали существовать, превратившись в белый шум.

– Знаешь, в один момент мне действительно стало плевать. Целиком и полностью, – улыбаюсь, глядя в окно, а Мир хмыкает.

– Ты самая потрясающая девушка. Знаешь об этом? – Мир кладет на стол вилку, отодвигает пустую тарелку и так смотрит на меня, наклонившись вперед, что у меня табунами носятся по коже мурашки. Пальцы на ногах подгибаются сами по себе, и я неловко ерзаю, чтобы унять странный огонь, который рождается в моих венах всякий раз, стоит Мирославу искушающе улыбнуться. Сколько мы так сидим, абсолютно молча? Может быть, две минуты, а может, и целый час. Мне не хочется никуда торопиться, не хочется вообще двигаться с места. На душе становится слишком хорошо, и я действительно горжусь собой. Я выстояла, все преодолела и стала, кажется, еще сильнее.

– Поехали, – Мирослав поднимается, снимает со стула куртку, и под моим восхищенным, напрочь влюбленным взглядом скрывает все татуировки под плотной кожей.

Пока он избавляется от грязной посуды и о чем-то, улыбаясь, беседует с женщиной на раздаче, я надеваю пальто и отправляю сообщение Кате о том, что домой заехать не успею, потому приеду прямо в «Ирландию». В ответ получаю лаконичное «Ок» и улыбаюсь. Кажется, Катя смирилась. И это она еще не знает, что только благодаря Миру я живая. Пять лет это было моим секретом. Порой мерещилось, что голос мне почудился, и я молчала, а не то у психологов появилось бы больше работы. Но теперь я точно знаю: во мне нет безумия, и никакие глюки не живут в моей голове.

– Отключи телефон, – просит Мир, оказавшись рядом, и я слушаюсь. Мирослав следует своему же совету, «чтоб никакая зараза не помешала», а ощущение волшебства момента нарастает. Мы ведь всего лишь в стенах привычной столовки, а будто бы одни на необитаемом острове. Хочется лежать вдвоем на пустынном пляже, смотреть на плещущееся у ног теплое море и пить холодные коктейли, но приходится выйти в ледяной ноябрь с грязевым месивом под ногами.

– Куда мы?

– Сюрприз.

Мир загадочен до предела, только глаза горят, пока он, не отрываясь от созерцания моих приоткрытых губ, пристегивает меня ремнем безопасности.

***

– Гараж? – удивленно хлопаю глазами, когда машина Мирослава останавливается у первой в ряду одинаковых бетонных коробок.

– Ага, мое убежище.

Мирослав мало рассказывает о себе. От чего или кого он здесь прячется? Я знаю, что его родители в разводе, а его родной дядя – декан юридического факультета. А вот мать? Что с ней? Какая она? Интересно, я ей понравлюсь? От мысли, что вообще думаю о таком, становится смешно и грустно. Пока я смотрю на ярко-синие ворота гаража, Мирослав выходит из машины и помогает выбраться мне. Большая связка ключей в его руках позвякивает, когда он орудует одним в навесном замке. Вокруг никого, но рядом с Миром мне не страшно.

– Проходи.

– Ух ты, – вот и все, что удается из себя выдавить. Потому что внутри… красиво. И уютно.

– Странно, что ты вообще квартиру снимаешь, – говорю, делая несколько шагов внутрь, и легонько вздрагиваю, когда Мирослав закрывает ворота, отсекая нас от всей Вселенной.

– Квартира – это иллюзия нормальности, – усмехается. – Но, если серьезно, так мне удобнее. В убежище надо приходить изредка, иначе в нем нет смысла.

Кладет руки мне на плечи, легонько сжимает и носом о мои волосы трется.

– Мне папа этот гараж купил, – делится. – В принципе это все, что я от него принял. А, ну и машину на совершеннолетие.

– У вас такие плохие отношения?

– Нет, – легкий смешок ветерком щекочет затылок. – Но ни о какой самостоятельности не может идти речи, если жить на папкиных харчах.

Внутри прохладно, немножко сумрачно и пахнет Мирославом. Его запах вокруг, проникает в легкие, и мне хочется дышать только им.

– Проходи, – легонько подталкивает меня вперед, к низким диванчикам, на спинку которого наброшен старый клетчатый плед.

– У мамы дома такой же, – улыбаюсь, берясь за край пледа, и будто в детство проваливаюсь. – Я очень любила под ним прятаться от больших и страшных монстров.